По одной из версий, целью боевиков был военный аэродром в Минводах, где они собирались захватить самолёт и "лететь бомбить Кремль" – но выбрали Будённовск.
Валерий Яков тогда работал в газете "Известия" в отделе информации, был военным корреспондентом. Сейчас он – главный редактор журнала "Театрал". Яков помнит события в Будённовске так хорошо, словно они случились вчера.
– У нас был собкор газеты "Известия" в Ставропольском крае, – делится с Metro Валерий. – Сначала говорили, будто боевики захватили немного заложников, и я подумал – наш собкор справится. Но когда стало известно, что заложников более тысячи, принял решение ехать.
Боевики почувствовали безнаказанность, ничего не боялись...
Да. Например, басаевцы остановили автобус с лётчиками – поблизости был военный аэродром – и захватили его. Я специализировался по горячим точкам, много раз бывал в Чечне, знал многих как с федеральной стороны, так и со стороны сепаратистов. И отправился в Будённовск вместе с коллегой и другом Владимиром Машатиным – известным фотокорреспондентом.
Когда мы прилетели туда 16 июня, больница была уже окружена, оцеплена и подобраться к ней было практически невозможно. Никакой информации у нас не было. Мы бродили по городу, обдумывали, что предпринять. Город выглядел ужасно – по всему ощущалось, что трагедия пришла туда, где никто её не ждал.
Что именно вы увидели?
Уже начинались первые похороны, в том числе детей, погибших от рук боевиков. Мы с Володей снимали похороны девочки-школьницы, которую бабушка отправила за хлебом в магазин. Она увидела вооружённую колонну непонятных людей, испугалась, побежала, и ей выстрелом в спину полоснули из автомата...
Убитых свозили в городскую баню. Там были и погибшие спецназовцы, которых боевики "положили" при первом штурме. Зрелище жуткое – много погибших...
Вы стремились попасть к заложникам. Как разрешилась ситуация?
Басаев потребовал у антитеррористического штаба в Будённовске организовать пресс-конференцию. Решили ночью направить 10 журналистов в больницу. От каждого издания брали по одному. От "Известий" мы записали Володю Машатина – нужны были фотографии. Я сам спрятался на последнем ряду в микроавтобусе, который ночью вёз наших коллег – и естественно, был вне списка. Боевики уже никого не пересчитывали...
Штаб что-нибудь передавал заложникам?
Продукты. Мы взяли носилки с хлебом и другим питанием. В больнице мы вместе с коллегами записывали и пресс-конференцию. Басаев выдвинул свои условия журналистам. Общаться с заложниками не разрешил, они стояли у него за спиной, и мы их снимали. Удалось только выслушать требования Басаева, и на этом всё закончилось. Поэтому подумал: надо бы остаться в больнице, чтобы поговорить с людьми, понять, что там реально происходит.
Я просто подошёл к Басаеву и сказал: хочу остаться. Он спросил, кто я, пришлось назваться. Тот что-то сказал одному из террористов, и он меня обыскал. Так я остался.
Как себя вели люди, которых взяли в заложники?
Сначала пообщаться не удавалось. Боевики разошлись по зданию, а я остался среди врачей. На этом этаже был штаб Басаева, который он устроил в кабинете главврача. Мы как раз сидели возле этого кабинета, в коридоре. Медики мне объяснили, где находятся заложники и что лучше сидеть в простенках, чтобы не попасть под ночной обстрел, если будет очередной штурм.
Вся ночь была напряжённая, стояла ужасная тишина. Люди страшно боялись очередного штурма и поэтому молчали. У них ещё свежи были воспоминания, как много погибло людей во время первого штурма. Убитые лежали прямо в коридорах, в углах. Я их уже утром разглядел (ночью не было света).
Никто не спал – боялись, что с рассветом начнётся штурм, и опять заложников выставят в окна: во время первого штурма террористы прикрывались заложниками, поставив их на подоконники, чтобы те кричали "Не стреляйте!", а сами стреляли из-за их спин. Поэтому и погибло много людей...
Когда вы поняли, что штурма не будет?
Наступил рассвет – никакого оживления за пределами больницы, поэтому все облегчённо выдохнули. И мы наконец начали общаться.
Я разговаривал с врачами, медсёстрами. Попросил разрешения у одного из террористов походить по помещению, поснимать, поговорить с людьми. Он дал добро. Я ходил, а за мной хвостом – этот боевик. Пообщался с женщинами в палатах, от которых узнал, что всех мужчин-заложников разместили в подвале.
Спустился, поговорил с ними – а в подвале тоже лежали убитые. Но люди держались нормально. Выбора не было. Они ко мне обращались в надежде, что я выйду и смогу что-то сделать. Просили, чтобы больницу не штурмовали, а лучше попробовали как-то договориться. Желали, чтобы их поскорее освободили.
Там было много детей?
Да. И они были напуганы больше, чем взрослые. Не понимали, что происходит. Это запомнилось навсегда.
Потом вы общались с террористами? О чём они рассказывали?
Я пытался понять, зачем они это сделали... Расспрашивал, кто они, откуда, как оказались в отряде.
Кто-то отвечал, а кто-то – отшучивался. Но я видел, что среди них были матёрые боевики... Потом вернулся в кабинет к Басаеву и записал интервью с ним. Мы долго разговаривали.
Я пытался выяснить, зачем они захватили женщин, детей. Басаев рассказал, что они хотят идти маршем на Москву... Он заявил, что они прошли 68 блокпостов – по самой охраняемой территории!
И это было правдой, потому что территория вокруг Чечни сильно охранялась. Но колонна всё-таки проехала. По словам Басаева, они платили деньги, их пропускали. Однако у Будённовска, а это был уже 69-й блокпост, их всё-таки остановили. Как рассказывал Басаев, гаишники отказались брать деньги и завернули колонну для того, чтобы досмотреть, что они с собой везут.
Колонна завернула в Будённовск – так что в этом городе боевики оказались случайно.
После этого бандиты устроили стрельбу на улице?
Боевики захватили отдел милиции, расстреляли его. А дальше начали ездить по улицам города и сгонять прохожих. Больницу они тоже случайно выбрали – чтобы там закрепиться. Это было неохраняемое здание, с незащищёнными людьми – женщинами и детьми.
Какое впечатление производил Басаев?
Он был спокойным – профессиональный боевик, вояка. Я о нём слышал, ещё когда делал репортажи из Абхазии – там шли боевые действия до Чечни. Там уже действовал батальон Басаева. О нём уже тогда шло много разговоров, но я его не знал. Увидел лишь в Будённовске.
Этот человек был расчётлив, жесток. Угрожая расстрелять заложников, Басаев потребовал привести в больницу журналистов — это было первым требованием. Не дождавшись прессу в назначенное время – в 17:00, он приказал расстрелять пятерых заложников. Это были захваченные лётчики. Прессу удалось собрать к 20:00, но погибших было не вернуть...
Понятно, что так он добивался своих целей. В его отряде были разные боевики – и юные, и зрелые – бывшие военные или бывшие сотрудники чеченской милиции. Но, надо сказать, не все знали, куда ехали и что придётся делать.
Когда сутки спустя мы уже с ними ехали в Чечню, меня охраняла террористка Раиса Дундаева. Она говорила, что вообще работала в детском саду, её взяли в качестве медсестры в отряд Басаева – по крайней мере, по её словам. Не знаю, насколько ей можно было верить.
Но она всё равно уже причастна была к терроризму, раз с ними поехала.
Естественно. Она была полноценной террористкой, потому что находилась в составе террористического отряда и была вооружена. У неё был автомат, она свободно с ним обращалась, то есть видно было, что умеет стрелять и давно этим оружием пользуется.
Но меня поразило вот что: когда мы на обратном пути ехали через Хасавюрт, она этот автомат просто оставила одному из заложников, а сама ушла в город и купила себе туфли. Потом мне их показывала, хвасталась. Очень была счастлива, что не случайно, не зря съездила. То есть такой был сюрреалистический поворот.
Раиса на камеру мне рассказывала, как здорово, что эти туфли купила. Я у неё спросил: "Зачем они тебе? Грозный разбомблен весь, война идёт". Она отвечает: "Ну, когда-нибудь же закончится, вот где я тогда там буду туфли искать? А так смотри какой у меня интересный "женский" подход к террористической поездке".
Как она была одета – в длинную чёрную одежду, а лицо закрыто маской, как у других террористок в то время?
Нет, никакого закрытого лица не было. В документальных фильмах, которые я отснял, она тоже лицо не прячет. На ней была "разгрузка" с рожками для автомата и какая-то сумка с медикаментами. Ушла в город за туфлями и так же спокойно вернулась – как с прогулки.
Не у всех людей были с собой документы. Я слышала, что заложники писали свои фамилии и имена на руках, чтобы опознали в случае гибели...
Да, это было. Многие на руках писали свои имена, телефоны на тот случай, если будет второй штурм и они погибнут. Никаких документов у большинства не было, просто люди в халатах и платьях. Все видели погибших, которых было сложно или даже невозможно опознать. Они сильно обгорели – в больнице был пожар, который потушили медики и заложники.
После первого штурма погибло более 30 человек...
Я смотрел на заложников – голодные, истощённые и ужасно перепуганные. Но точно могу сказать: паники не было. Они как-то друг друга поддерживали, ощущалась сплочённость.
И ещё я обратил внимание вот на что: хотя паники не было, возникал стокгольмский синдром, потому что боялись и той и другой стороны. Боялись и наших, которые будут освобождать, и боевиков. Люди стремились сохранить жизнь себе и близким.
Как шло освобождение?
Оно началось ровно в тот момент, когда Виктор Степанович Черномырдин – тогда председатель правительства – договорился с Басаевым, то есть вынудил того дать гарантию, что всех освободит.
Это были очень интересные переговоры. Я их наблюдал как раз из кабинета, где сидел Басаев. Мы видели всё на телеэкране.
Переговоры шли по обычному городскому телефону – мобильных тогда не было. Говорили в кабинете главврача. Я снимал на камеру, как главарь террористов общается с Черномырдиным. И вот как раз Виктор Степанович сразу и резко начал разговор. Это было заметно. Фраза: "Шамиль Басаев, говорите громче!" мгновенно стала крылатой.
Басаев в том разговоре явно стушевался, стал оправдываться, объяснять, почему он пошёл на этот шаг, и выдвигать свои требования, которые были записаны на листочке бумаги под наблюдением депутатов.
Когда все условия были обговорены, Черномырдин дал гарантию: штурма не будет. После этого Басаев приказал освобождать заложников. Таким образом, основная их масса – благодарю Черномырдину – была уже свободна.
В больнице остались только те, кто должен был ехать в качестве "живого щита" с террористами. И часть журналистов согласились поехать в качестве заложников. Дальше мы уже ехали сутки по жаре, в ужасных условиях. Я-то знал, что нас могут штурмовать, потому что перед тем как сел в автобус, встретился со знакомым командиром группы "Витязь", Героем России. Он мне сказал, что, возможно, будут нас освобождать и чтобы я был осторожнее.
Штурма не было, хотя один раз в поле колонну остановили – там как раз и планировали атаку. Тогда депутату Сергею Ковалёву удалось по спутниковому телефону, который был у журналиста радио "Свобода" Андрея Бабицкого, связаться с Гайдаром и Черномырдиным и ещё раз объяснить, что если колонну готовятся штурмовать, то могут погибнуть заложники. А их 139 человек, и они сидят в автобусах.
Черномырдин внимательно выслушал и запретил штурм.
Ну а потом мы доехали до Хасавюрта и уже к вечеру попали в село Зандак, в Чечню. Там террористы разошлись кто куда, а колонна развернулась и поехала вместе с нами обратно. Все освобождённые были в колонне. Все вернулись в Хасавюрт. Там, наконец, мы уже как-то расслабились, попили чаю, пришли в себя. Кто-то уже после этого поехал с этой же колонной в Будённовск, а я и ещё несколько коллег – сразу в Махачкалу в аэропорт, чтобы вернуться в Москву...
Позже мне стало известно, что со временем всех боевиков удалось ликвидировать. В этом, конечно, был профессионализм спецслужб, которые их выследили и достали.
Факты
195 террористов вошли в город;
1600 заложников захватили бандиты;
129 человек погибло;
415 получили ранения разной степени тяжести;
при штурме больницы погибло 30 человек, в том числе 3 офицера