Герой Гоши Куценко – человек с не самой завидной судьбой. Он выходит из тюрьмы после 20 лет заключения и узнаёт, что его дочь (Мила Ершова), которую он считал умершей, жива, но прикована к инвалидному креслу. А ещё она знать не хочет отца и мечтает, чтобы он съехал из их квартиры. Но идти Старому больше некуда. Единственное, что он может – попытаться начать жизнь с чистого листа.
В истории "Встать на ноги" такой неожиданный микс – криминальная драма и инклюзивность. Помните свои первые ощущения от прочтения сценария?
– Мне всё очень понравилось – ситуация, герой, диалоги. Очень хотелось играть, но я переживал, что я уже взрослый для этой роли. Думал, что нужен кто-то моложе. Начал худеть, держал аскезу 2 месяца – без алкоголя, диета. После проб продюсеры неделю взяли на раздумье, потом позвонили и говорят: "Гоша, какой же ты старый!" Я расстроился: "Да, я понимаю. Конечно, возраст не спрячешь". А они мне: "Да нет! Какой же ты шикарный Старый". Это же прозвище персонажа – Старый, по его фамилии Стародумов. Это они так издевались надо мной. Но как же я радовался тогда!
Читала в интервью сценариста Александра Носкова, что он общался с бывшими заключёнными, чтобы их речь изучить, сленг. А вы как готовились?
– Да мне 58 лет, я много что успел и сам повидать. А ещё до съёмок я как раз ездил на зону к Мише Ефремову. Потом Паша (режиссёр сериала Павел Тимофеев – прим. ред.) меня попросил: "Расскажи, как он". Я начал описывать нашу встречу. Вспомнил Мишин светлый, ясный взгляд, он был таким открытым, чистым. И я для Старого украл Мишин взгляд. Мой герой выходит из тюрьмы с этим ощущением света, радости. Мой Старый хочет пожить на свободе, подышать воздухом. Хотя и понимает, что у него есть все шансы вернуться обратно.
Одним из ваших партнёров стал непрофессиональный актёр с синдромом дауна Антон Санкевич. Насколько сложно было работать?
– У меня на этом проекте не было ни одной простой смены. Очень трудно мне досталась роль. Паша постоянно говорил: "Не верю, надо проще". Особенно в сценах с Антоном. Он же органичный, не играющий, естественно живущий в кадре, нужно было с ним на одной волне. И Антон непредсказуем. Он мог в кадре, в самый неподходящий момент подойти и обнять меня. Заглянуть в глаза и сказать: "Я люблю тебя". Я отвечал: "Я тебя тоже, дружище", и мы дальше продолжали сцену не останавливая камеру. Все артисты были в режиме импровизации.
Вы говорите, что роль тяжело далась, а у меня при просмотре было ощущение, что вы и не играете совсем.
– Это и было самым сложным. Я часто играл схожих ребят с крепким характером. Очень тяжело не повторяться, уйти от привычной формы, от штампов, от самого себя. Я видел людей, которые были в тюрьме, они молчаливые, лаконичные, дико закрытые. Нужно было играть человека, у которого в сердце никого нет, и в котором зарождается любовь к дочери. Это такой, знаете тонкий процесс. Человек, который боится открыться, он заглушил боль потери самых близких за 20 лет. И вдруг... он обретает родного человека. События и переживания сильные, а красок мало. Можно было играть мрачного и замкнутого парня, но нет – Паша заставлял меня радоваться, улыбаться, потому что Старый – темпераментный, он краснодарский, в нём бурлят чувства. Но он скуп на проявления.
У Старого всего один большой монолог. Я учил неделю текст – о его жизни, о смерти, о его понятиях. И мне казалось, что я всё идеально делаю. Пришёл на площадку, играю, а у самого чуть слёзы не текут. Закончил, жду, что сейчас режиссёр скажет: "Как круто! Какой ты крутой артист!" Он выходит и говорит: "Нет, вообще не то". Я расстроился: "Паша! Как нет?" Он: "Не верю совсем". Делаем ещё дубль. Я ещё больше включаюсь, проживаю каждое слово, плачу. Опять не то. Я снова настраиваюсь, начинаю читать. И вижу краем глаза, как мой партнёр за кадром Давид Сократян вытаскивает телефон и что-то там ищет. Меня это сбивает, конечно, и тут он мне показывает кадр из другого фильма, где я голый. Я начинаю улыбаться прямо в кадре. А он продолжает показывать мои фотки смешные. И взяли этот дубль, где я говорю о смерти и смеюсь. Паша сказал: "Вот то, что надо!"
Я читала, что вы Старому "подарили" свою кожаную куртку из "Антикиллера". Так долго её храните?
– Да, 30 лет. Как талисман храню. Я её купил на свои деньги для "Антикиллера". Итальянская куртка, крутая кожа. За 1000 долларов купил, как сейчас помню, это были огромные деньги. Полюбил её, даже в жизни её не носил и снимался в ней только в эпизоде в фильме Анны Меликян "Звезда”. Мне показалось, она подойдёт Старому.
Дочка Старого прикована к инвалидной коляске. И для вас же это тоже знакомая тема, вы очень давно создали благотворительные фонды, которые помогают детям с ДЦП. Что вам даёт общение с вашими подопечными?
– Да, я давно этим занимаюсь, 25 лет. Очень люблю этих ребят. То, как они живут, и что они преодолевают... Это даёт силы, душевный настрой. И это приземляет меня. Артисты любят себя, без этого никуда, нужно быть уверенным в себе, в своих возможностях. Но если ты не будешь приземлён – долго не протянешь, перестанешь отходить от зеркала. А когда видишь суровую жизнь других людей, то понимаешь, что насколько реальность беспощадна и жестока. Может, поэтому мы и строим иллюзии в наших фильмах – чтобы помогать справляться с этой жестокостью, облегчать людям жизнь.
Кстати про иллюзии. Вы же сейчас снимаетесь в "Колобке"?
– Да, играю Волка. Там экшен нереальный и при этом детская сказка – честная, душевная. Сниматься было непросто, 36 градусов жары, а у меня кожаный костюм, латы и плащ меховой, весит 10 кг. Бои, топоры, ножи. Однажды сидел между дублями в конце смены, минуты считаю, ко мне подходят, говорят: "Гоша, мы понимаем, ты немного устал, но сцену надо теперь со шлемом доснять". А шлем это всё! У меня было единственное место, откуда жар выходил и пот – голова, я дышал черепом! А тут мне ещё шлем надели – я думал, что умру. Сердце просто улетало. Всё самое сложное и беспощадное в кино – детские сказки! Все для детей! (Смеётся).
Вы ещё планируете уходить в режиссуру?
– Мне нравится снимать, у меня есть режиссёрские амбиции. Но для этого мне нужно уйти из актёрской профессии. Я не смогу совмещать полноценно. Хотя сейчас снял короткий метр "Собачка", там моя дочка Полина играет. На фестивале "Короче" показали. Ещё хочу поснимать Полиночку, раскрыть её. Я люблю её как актрису, но мучаю на площадке, и она боится у меня сниматься. Это я с другими дипломат, а со своими бываю жестковат. Ну, кого любишь, того и мучаешь. Но ради искусства! (Смеётся).