
Узники Одинцово
В начале лета 1941 года родители отправили 9-летнего Володю Наумова и его старшую сестру Маю к бабушке в деревню Одинцово.
– Папа был городским мальчиком, и его двоюродным деревенским братьям Васе и Вите было интересно с ним, – говорит Metro дочь Владимира Ильича Татьяна Залужная. – Когда он рассказал ребятам о московском метро, они загорелись желанием вырыть своё в деревне. Конечно, руководил таким "строительством" взрослый.
Дети выкопали яму метра два глубиной, а дальше начали сооружать тоннель, который, по их замыслу, должен был идти в сторону Москвы. "Метро" вскоре пригодилось – но уже на войне.
Как вспоминает дочь Наумова, Татьяна Владимировна, её отец мог бы уехать из деревни ещё до начала бойни, но заупрямился: красивая природа, простор и свобода его околдовали.
– Его отец Илья Кузьмич через пару дней собрался в Москву, уже купил билет. Но сын захотел остаться в деревне.

А 22 июня началась война.
Нацистское бездушие

"Немецкие самолёты мы увидели на четвёртый или пятый день , – писал в своих воспоминаниях Владимир Ильич. – Начались бомбардировки города. Город горит. Днём чёрный дым застилает небо. Ночью панорама города освещается пожарами. Бои всё ближе, всё слышнее канонада".
К середине июля дядя Владимира Пётр Кузьмич принял решение эвакуироваться, на работе выпросил коня и телегу. Однако на следующий день канонада вдруг стихла.

Жители деревни впервые увидели немецких солдат.
– Это было 16 июля 1941 года, – продолжает рассказ Татьяна Владимировна. – Папа писал: "Так и запомнилось: солнечный день, чёрный столб дыма над Смоленском и шеренги фашистских солдат, медленно выходящих из кустарника недалеко от дома с автоматами наперевес".
Жители застыли в оцепенении. Как рассказывал Владимир Ильич, ноги словно приросли к земле. Не проходило ощущение близости смерти.
"Немецкие солдаты приближаются, настороженно осматриваются, огибают хату, проходят дальше, – писал в воспоминаниях Владимир Наумов. – Всё поле теперь занято медленно движущимися фашистами в серых мундирах, касках, с амуницией на спине, некоторые – с засученными рукавами. Так началась оккупация..."
Спустя несколько дней советские войска попытались контратаковать противника с юго-востока, со стороны Рославля. Бой приближался к хуторам, которые находились под Смоленском. Под прицелом оказалось и Одинцово.

Нужно было что-то предпринимать. Взрослые расширили тоннель в "метро", сделали перекрытие из досок, присыпали его землёй. В какой-то момент по нему проехал немецкий танк, оно стало рушиться – и едва не похоронило всех заживо.
– Владимир Ильич рассказывал, что они под землёй хорошо видели разрывы гранат, когда был артобстрел, – рассказывает вдова Наумова Валентина Сергеевна. – Бой наверху шёл страшный. Муж рассказывал, что его двоюродная тётка молилась: "Скорбящая богоматерь, спаси нас!" От этого стало ещё страшнее.
Наконец семья выбралась из убежища. Земля была в воронках от разрывов снарядов. В стенах хаты – следы от осколков. Немцы отбили атаку советских войск.
Пётр Кузьмич вместе с сыновьями и племянником вышли осмотреть места, где прошёл бой. На поле, в кустарнике, увидели трупы красноармейцев, а чуть дальше – группу раненых.
– Они просили пить, – продолжает вдова Наумова. – Чем смогли, помогли – с собой были фляжки с водой. Пошли дальше, и снова обнаружили трупы и раненых. Там был красноармеец с перебитыми снарядом ногами, а другому обе ноги раздавили гусеницы немецкого танка. Много бойцов, раненых в живот, в голову. Большинство из них – без памяти. Те, кто оставались в сознании, просили прекратить их мучения – пристрелить... Эти страшные картины навсегда врезались мужу в память.
Вдоль Рославльского шоссе и Киевского большака потянулись к городу колонны советских военнопленных. На окраине Смоленска прямо под открытым небом за колючей проволокой немцы организовали лагерь, который просуществовал до зимы.
– Папа вспоминал, что тысячи пленных погибли там от болезней, голода, холода и были похоронены в братских могилах рядом с лагерем, – говорит Татьяна Владимировна. – Сейчас на этом месте мемориал памяти погибших. Остальные пленные были вывезены в Германию. Большинство из них так и не увидели Родины, оставшись в немецкой земле.
Между тем тяжёлая, напряжённая жизнь в оккупации шла своим чередом. И даже, несмотря на это, дети оставались детьми – любопытными, жаждущими приключений, вопреки тому, что вокруг – смертельная опасность.

"Оружие? Не проблема! Патроны? Снаряды? Сколько угодно! Только пойти в местечко Дресёнский Мох, хорошенько поискать, – писал в воспоминаниях Владимир Ильич. – То из одной, то из другой деревни приходят вести о несчастных случаях. Подросток разбирал гранату, она взорвалась у него в руках. Другой в шутку швырнул в компанию, чтобы попугать девчонок. Погибли трое. Ребята пасут коров. Бросили снаряд в костёр. Взрыв, погибли двое. У нас была самая популярная забава – разряжение снарядов. Технология простая, главное – не ударить по капсюлю. Удавалось извлекать порох даже из тяжёлых оружейных снарядов. Самые ловкие и отчаянные таскали снаряды прямо у немцев из зенитных гнёзд, когда те уходили на обед. У нас всё получается, мы осторожны, а главное – мы бессмертны! Порохом начиняем гильзы снарядов, закапываем в землю, устраиваем взрывы где-нибудь в овраге, подальше от немцев. А вообще, у всех ребят, по крайней мере с 8-10 лет есть обязанности по хозяйству: пасти корову, привезти хворост, нарубить дров, заготовить воду, выполнить любые другие поручения взрослых – обычные наши дела. Свой обед нужно заработать".
Путь в Германию
Летом 1943 года фронт снова стал приближаться к Смоленску. Немцы готовились к обороне. В районе хуторов под Смоленском рыли окопы, ходы сообщения, блиндажи. Сооружали всё это добротно, отделав берёзовыми стволами, досками.
Как вспоминал Владимир Ильич, 20-го сентября 1943 года к вечеру в деревне появился приказ: к 12 часам следующего дня всем жителям покинуть Одинцово. Тех, кто ослушается, грозили расстрелять на месте. В деревне началась паника. Приказ почти повсеместный, но пока не затронул только одно из ближайших селений – Миловидово, бывший совхоз недалеко от города. Пётр Кузьмич решил на время перебраться с семьёй туда. Ночью бабушка Матрёна сушила сухари. С собой взяли самое необходимое, надеясь вскоре вернуться. Однако вернуться в Одинцово не удалось.
Немцы обманули жителей, сказав, что тем нужно на несколько дней переместиться на северную сторону Смоленска – шли сильные бои. После их прекращения жителям обещали возвращение в свои деревни.

– Папа рассказывал, что 22-го сентября их колонну погнали через горящий Смоленск. Немцы взрывали здания, заводские трубы, предприятия. Это был сплошной горящий коридор и свернуть некуда. К вечеру они пришли в Катынь, их загнали в сараи. Утром вывели на магистраль Москва-Минск и погнали на запад. Надежд на возвращение в Одинцово уже не было. Ночевали в сараях или под открытым небом. А ночью – заморозки, но костры разводить запрещено.
25-го сентября Смоленск освободили советские войска. Владимир Ильич и его близкие узнали об этом после войны. Спустя ещё пару дней его отец уже был в Смоленске, а затем – в Одинцове. Он пытался найти своих детей, а увидел сожжённую безлюдную деревню. Кто-то из случайно оставшихся жителей сказал ему, что Володю, Маю и всех родственников угнали, а куда – неизвестно.
Отец искал их на западном направлении, добрался и до Катыни. Там он узнал, что здесь прошло несколько колонн. Одну из них расстреляли за лесом... Илья Кузьмич окончательно потерял следы своих близких и вынужден был вернуться в Москву.
Спасение от США
– Через некоторое время папу и всю его семью вместе с другими пленными пригнали в город Зост, это запад Германии, – поясняет Татьяна Владимировна. – Он называл большой удачей, что их не разлучили и в плену они были вместе. Их пометили нашивками с надписью ost – клеймом восточных рабочих, остарбайтеров. Поселили в бараках в лагере за колючей проволокой. Лагерь почти не отличался от невольничьего рынка – туда приезжали покупатели бесплатной рабочей силы.
В 11 лет Володя оказался на текстильной фабрике Бляйхе в посёлке Браквеле близ города Билефельд. Прямо на территории фабрики находился лагерь советских военнопленных Шталаг-326.

– Муж рассказывал, что быт рабочих мало отличался от быта военнопленных – трёхэтажные нары, стол из струганных досок, две скамейки, железная печка, – говорит Валентина Сергеевна. – Кормили раз в день – это был жидкий суп из брюквы. Работа была до изнеможения. Наказания строжайшие. За малейшую провинность пленных отправляли в Шталаг, лагерь строгого режима, откуда никто не возвращался.
Конец мучениям пришёл в тот момент, когда американские войска – союзники СССР, начали освобождать эти территории. Однако поначалу были частые бомбардировки.
"В начале 1945 года двум ковровым налётам подвёргся посёлок Бракведе, где было несколько крупных заводов. Один из них, завод Руршталь, находился от нашей фабрики на расстоянии не более полукилометра, – вспоминал Владимир Ильич. –Случилось так, что в этот день я почему-то не ушёл в обычное место моего укрытия и остался на фабрике. Видимо, насколько привык к налётам и бомбардировкам, что не воспринимал их как угрозу для себя.
...Мы увидели дымовые стрелы, направленные почти в нас. Испытали ужас, оцепенение. Счёт жизни пошёл на секунды. Но произошло какое-то чудо: стрела, которая обозначила нашу фабрику как цель, оказалась без бомбового сопровождения. А рядом стоящий Руршталь полностью взлетел на воздух. Во время бомбардировок Бракведе погибло много русских рабочих, включая детей. Мы все остались живы".
В апреле 1945-го в Билефельд вошли американские войска. Военнопленных и восточных рабочих разместили в лагере "Августдорф". Там они ожидали возвращения на родину.
– 17 сентября папа с сестрой вернулись в Москву и после более чем 4 лет разлуки встретились с родителями. А семья бабушки Матрёны вернулась в деревню – её пришлось отстраивать заново...

Володя вернулся в свою школу и блестяще окончил её. Жизнь решил связать с точными науками – они давно привлекали его. Мая, окончив школу, поступила в мединститут. Но даже за всеми важными делами в мирной жизни они никогда не забывали о войне и пережитых ужасах. Владимир Ильич долгие годы дружил с антифашистами Германии и активистами, которые в память о погибших советских солдатах ухаживали за их могилами.
– В Западной Германии, в Вестфалии, есть маленький городок Штукенброк, – рассказывает Валентина Сергеевна. – Известность ему принесло соседство с бывшим лагерем уничтожения советских пленных – Шталагом-326. Таких лагерей на территории Германии было несколько десятков. Возможно, Шталаг-326 был даже не самым крупным. Но именно он символизирует для немцев страдания советских военнопленных, которые навсегда остались в земле Германии. В течение трёх лет там ежедневно умирали от голода 10-15 узников. Рядом с лагерем – кладбище, на котором похоронено 65 000 человек, погибших в Шталаге. Владимир Ильич приезжал в Штукенброк по приглашению немецкой стороны, рассказывал о пережитом, встречаясь со студентами и учителями. Вспоминал, как бывшие советские военнопленные, которых освободили американцы, решили увековечить память своих боевых товарищей. 2 мая 1945 года, за неделю до Победы, когда ещё шли бои под Берлином, в присутствии тысяч бывших пленных и восточных рабочих, они открыли мемориал.

Володя Наумов тоже был на торжественном открытии. А чуть позже немецкие активисты организовали общество "Цветы для Штукенброка". С тех пор каждый год в первую субботу сентября у братских могил советских солдат проходят митинги в память о жертвах фашизма, против милитаризации Германии.

Через много лет Владимир Наумов, получивший престижную профессию, ставший профессором университета, привез в Штукенброк Академический мужской хор МИФИ. Над могилами советских солдат зазвучали русские песни. У монументов выросли горы цветов...



Владимир Наумов прожил 95 лет. Его не стало в 2024 году.