Театр Российской армии: звезда под маской или театр, который стал невидимым

Монументальное здание в форме пятиконечной звезды на Суворовской площади знакомо каждому москвичу. Центральный академический театр Российской армии открылся для публики в 1940 году. Как главный театр вооружённых сил прошёл сквозь тяжёлые испытания военного времени, расскажет он сам в новом выпуске подкаста "Голоса московских зданий"
Театр Российской армии: звезда под маской или театр, который стал невидимым
Голоса московских зданий. Выпуск 3. Театр Российской Армии.

Самое сильное моё воспоминание – это, конечно, Великая Отечественная война. Сами посудите – к июню 1941 года я проработал меньше года, мои артисты толком не успели обжиться в гримёрных, зрители посмотрели буквально несколько премьер, и тут вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз. Конечно, вся моя жизнь изменилась раз и навсегда. Но об этом – чуть позже. Как и все военные, я приучен к порядку. Поэтому разрешите поведать мою историю с самого начала.

Построили меня в 1940 году, но до этого моя труппа служила искусству целых десять лет! Как? Да очень просто! Театр – это прежде всего не здание, а люди. Так вот, с 1930 года в молодой Стране Советов начала работать труппа Центрального театра Красной армии. Самый первый спектакль, конечно, был связан с военной тематикой. Посвятили его конфликту на Китайско-Восточной железной дороге. Ну а дальше дело пошло строевым шагом! Ставили спектакли, пели, плясали, даже кукольные представления давали. И всё это на гастролях по воинским частям и гарнизонам – от Ленинграда до Дальнего Востока.

Как мне начали строить дом

Параллельно столичные архитекторы разрабатывали крупный проект – то есть меня, здание Театра Красной армии. Автором был архитектор Каро Алабян. Одноклассник и близкий друг заместителя председателя Совета министров СССР Анастаса Микояна, так что зодчий заручился крепкой протекцией партийной элиты. Но, несмотря на это, свой первый проект Алабяну пришлось неоднократно дорабатывать. 

Как я обрёл звёздную форму

По легенде, один из первых советских маршалов, нарком обороны СССР Климент Ворошилов лично попросил добавить на новое здание пятиконечную звезду. Говорят, даже взял свою массивную стеклянную пепельницу в виде звезды и обвёл её карандашом на бумаге – для пущей доходчивости.

Алабян этот рисунок и взял за основу проекта. И действительно, если вы взглянете на меня с высоты, то по форме я – идеально ровная пятиконечная звезда. Ни дать ни взять звёздный театр. Впрочем, мы в армии байкам особенно не верим. А никаких официальных подтверждений этой истории нет. С 1935 по 1940 год в центре тогдашней площади Коммуны столицы велась моя стройка! Масштабнейшее дело, доложу я вам! Впрочем, лучше об этом расскажет мой создатель, архитектор Каро Алабян.

Выстроить театр в форме звезды, при этом удобный для зрителей, артистов и режиссёров, – задача "со звёздочкой". Уж простите за каламбур! На мне лежала огромная ответственность. Ведь я строил первый в столице театр после революции! Если хотите, театр нового типа для новых, свободных людей. Моё здание каждой своей деталью должно было гордо демонстрировать преимущества нашего, советского строя.

Если раньше в буржуазных театрах забота о зрителе выше партера и лож не поднималась, то я сделал всё, чтобы в новом, советском театре все места были удобны и хороши. С любого ряда одинаково чётко просматривается сцена, слышны диалоги и реплики артистов. Фойе, буфеты, лестницы всё сделано с равной любовью и для студентов с галёрки, и для тех, кто может позволить себе билеты в первом ряду.

Всю красоту новой эпохи я выразил в энергии, которая сквозит в каждом лестничном пролёте, в каждом расписном плафоне, в каждом объёме фойе и залов. Этот театр планировался не просто как площадка для показа спектаклей. По моему проекту на кровле в форме звезды летом должны были цвести сады. Ещё я мечтал устроить там летний кинотеатр под открытым небом. Зимой крышу заливали бы под каток. Углы звезды должны были венчать масштабные скульптуры, а верхнюю башню грандиозная фигура Красноармейца. Но, к несчастью, эти мои идеи остались лишь на бумаге. Война внесла свои коррективы.

Конечно, в сентябре 1940 года, когда я распахнул двери для зрителей, о войне я даже не думал. Простодушно и беспечно радовался тому, какой громадой меня выстроили! Десять этажей вверх и несколько под землю! Залы большой и малой сцены, рассчитанные почти на две тысячи человек!

Для освещения всех моих помещений пришлось построить отдельную подстанцию. Ведь если включить все мои световые приборы, все механизмы сцены и все электрические устройства – мощности хватило бы на город с населением в несколько десятков тысяч человек! Одной проводки во мне столько, что, если растянуть все провода в линию, можно соединить Москву и Ленинград! Более семисот километров получится!

Ну и, конечно, моя главная гордость – сцена! Крупнейшая в Европе! 40 метров в ширину и 60 в глубину! Гораздо больше всего зрительного зала! На такой можно хоть взятие Зимнего, хоть штурм Перекопа поставить, в натуральную, так сказать, величину! Батальон пехоты, конную кавалерию, да что там! Хоть целый танк на сцену вывози! Сдюжим! Для танков даже создали специальный въезд. Правда, по назначению его так ни разу и не использовали. Кто знает, может, и к счастью.

Сцена по спецзаказу

Впрочем, я впечатлял не только размерами. Инженер-конструктор Иван Мальцин, который работал ещё со Станиславским и Мейерхольдом, разработал для моей сцены невероятный механизм, который мог за несколько минут создавать любой рельеф.

Детали механизма делали по спецзаказу на Краматорском военном заводе. Мальцин лично курировал весь проект. Между прочим, его конструкция прекрасно работает и сегодня и практически не нуждается в ремонте. Сцена состоит из трёх поворотных кругов и 19 постаментов, которые могут подниматься в высоту или уезжать вглубь сценического пространства. Так за несколько минут можно выстроить хоть горный массив, хоть застроенный небоскрёбами город. Над моими интерьерами трудились лучшие художники эпохи: фрески на потолке написал Лев Бруни, занавес-портал сделали по эскизам графика Владимира Фаворского, плафоны над буфетами в амфитеатре создали Александр Дейнека и Илья Фейнберг. В главном зале на полторы тысячи мест на зрителей смотрел расписной потолок с рисунком неба.

Как часто я с грустью вглядывался в это мирное, безмятежное небо уже в опустевшем, тёмном зале. Ведь 22 июня 1941 года мирное небо стало для всех нас, для всей страны далёким, желанным и, не сочтите за пораженчество, недосягаемым. Чем-то из довоенного прошлого.

Как я встретил войну

Представьте себе, прямо 22 июня 1941 года, в мирный воскресный день, на моей сцене давали очередной спектакль – "Пархоменко", героическую историю про революционера и красного командира.

А уже после спектакля мужская часть зрительного зала ушла на фронт. Можно сказать, прямо из театра. Незадолго до этого, в самом начале июня часть моей труппы, как обычно, отправили на гастроли – развлекать воинские части в районе Кишинёва. Специально для поездки в театре поставили комедийный спектакль "Ночь ошибок". Выступали с огромным успехом! Вот и 22 июня тоже. Утром устроили прогон, готовились к вечернему спектаклю и не могли понять, почему в военном гарнизоне такая необычная суматоха. Лишь через сутки актёрам сообщили, что началась война.

Коллектив отправили в сторону Одессы. По пути артисты выступали перед солдатами уже воюющей армии. Могу себе лишь представить, каково им было – кругом неразбериха, первые бомбёжки, срочные передислокации частей. О своём будущем они ничего не знали – эвакуируют их? Отправят на передовую? Мои артисты, они ведь как солдаты. Привыкли к армейской дисциплине, жили практически по уставу. Директор Театра Красной армии не зря назывался по-военному – начальник. А те молодые артисты, кому подходил срок идти в армию, служили у меня. Им эту работу за срочную службу засчитывали – до сих пор такой порядок существует.

Так что с первых дней войны артисты поднимали дух наших бойцов, давая живые концерты. Но часть труппы оставалась в Москве. Будущая народная артистка СССР Нина Сазонова, к примеру, в начале войны вместе с другой моей актрисой Антониной Романовой провожали уезжавших на фронт солдат на Белорусском вокзале. Вот послушайте её воспоминания:

Мы пели частушки на Белорусском вокзале, солдаты подходили к наспех сколоченному помосту, подходили так, как люди подходят к костру погреться. Мы пели, а сероглазый, похожий на Есенина Сеня Великов аккомпанировал нам. Потом раздался клич "По вагонам!", мы выскочили с Тосей вслед за солдатами. Стоим в своих платочках перед открытым вагоном, плачем, и вдруг солдат из вагона говорит: "Девчонки, не плачьте, мы вернёмся"... Так началась для нас война.

Мои первые военные спектакли

В октябре 1941 года мою труппу эвакуировали в Свердловск. За ребят я особенно не переживал. Военными лишениями, переездами, скитаниями их было не удивить. Главным режиссёром тогда был Алексей Попов. Он работал в самые сложные годы – с 1935 по 1958 год. Вот как он сам описывал ту эвакуацию в Свердловск:

...ехали долго и канительно. До Горького добирались машинами, у нас было 17 автомашин – ехали три дня с ночёвками в деревнях. В Горьком жили четыре дня, ждали баржу. Потом плыли по матушке Волге дней пять на палубе-нефтянке, в Куйбышеве жили два дня, а потом в теплушках до Свердловска дней восемь-девять. Вот и вся наша дорога. Ехали в общем дружно. В Свердловске первое время было тесно и бестолково. Сначала устроили ведущих артистов и стариков, налаживали питание. Хотя на рынке практически ничего не купить. Десять дней прожили в гостинице, затем получили комнаты в военном доме. Артисты все очень похудели. Но все хотят работать и ждут, когда же мы сможем вернуться к себе домой, в Москву, на площадь Коммуны.

А уж я-то как их ждал! Иной раз, бывало, всплакну, пока никто не видит. Впрочем, военным слёзы лить по уставу не положено! Так что я вам этого не говорил.

Опустевшей громадиной с потухшими окнами я возвышался в военной Москве. В 1941 году я был одним из самых высоких гражданских зданий столицы. Да к тому же моя пятиконечная звезда стала бы для фашистов превосходным ориентиром – её концы указывали на важные транспортные узлы Москвы: Белорусский, Савёловский и Рижский вокзалы, Комсомольскую площадь, а пятый – на центр города.

Может, офицеры люфтваффе и не использовали бы меня как компас, но попасть бомбой в ненавистную звезду, символ коммунизма, им безусловно очень хотелось. Поэтому я стал особо важным объектом для маскировки. После Кремля, конечно. Перед руководством города встал вопрос, как вообще спрятать огромное здание и сделать его невидимым с неба для вражеских самолётов? Опыта подобной маскировки у военных не было. Тогда архитектор Каро Алабян призвал на помощь театральных художников. Они как раз отлично умели изменять пространство и создавать визуальные иллюзии на сцене.

Из столичных архитекторов, инженеров и художников составили специальную службу маскировки. Они разрабатывали рисунки, которые наносили на крыши и стены стратегических зданий, чтобы с воздуха те выглядели как небольшие жилые кварталы, парки и зелёные зоны. Сбивали противника с толку.

Руководил работой архитектор Борис Иофан. Тот, который до войны проекты столичного Дворца Советов и Дома на набережной разрабатывал. Меня решили камуфлировать с помощью цветных пятен – мелких и крупных. На колоннах по всему периметру нарисовали геометрические формы – квадраты, прямоугольники, полосы. Для роскошной пятиконечной крыши мои же театральные художники Ниссон Шифрин и Иван Федотов разработали макет деревушки и нанесли его прямо на кровлю. Нарисовали домики, рощу, даже церковь…

Артисты, не уехавшие в эвакуацию, бутафоры, монтировщики, столяры – все вместе шили для меня маскировочные сети, красили стены и крышу, укрывали колонны фанерой, укрепляли их мешками с песком. Вот как вспоминал эту работу один из моих артистов:

Маскировка вполне напоминала строительство театральных декораций. Выдали доски, рогожу, мешковину, фанеру, краски, клей... Требовалось покрывать краской большие поверхности на крыше, захватывая их единым пятном. Мы воодушевлённо укрывали свой театр. Всё равно что ребёнка спасали.

Замаскированный сверху, я получил вид обычной деревеньки. Для усиления эффекта крыши близлежащих домов тоже перекрасили. Выкачали воду из пруда в Екатерининском саду (он с воздуха давал сильный блик), в проезде между сквером и театром установили муляжи зданий. Таким образом, площадь и здания сверху смотрелись как обычный пригород с коровниками, сараями и избами. С задачей справились в рекордно быстрые сроки – всего за 25 дней.

На площади Коммуны прямо передо мной разместили зенитные установки, поэтому низко фашисты ко мне не опускались. Бомбы кидали наугад, и, к счастью, ни одна из них в меня не попала!

Вообще, за годы Великой Отечественной войны немецкая авиация произвела больше 125 налётов на Москву. Но именно благодаря маскировке зданий столица не понесла большого ущерба от бомбардировок. Ей удалось сохранить большинство строений. Вот и я целёхонький дождался своих артистов из эвакуации.

Про фронтовую жизнь моей труппы

Артисты мои тоже времени даром не теряли. Попов поставил в эвакуации комедию Островского "На всякого мудреца довольно простоты".

Чуть позже, в 1942 году, мы вышли на уральскую сцену с премьерой спектакля "Фронт" – об отношениях разных поколений военных: старших, прошедших гражданскую войну, и молодых, впервые оказавшихся на поле битвы. Говорили, что эту пьесу приказал поставить лично товарищ Сталин! Поэтому вслед за нашей труппой её начали играть по всей стране.

Там же, в Свердловске, Попов поставил спектакль "Давным-давно" – лёгкую комедию об истории войны 1812 года. Через 20 лет режиссёр Эльдар Рязанов снимет по этой пьесе свой знаменитый фильм "Гусарская баллада". Интересно, что сначала режиссёр не хотел доверять роль Шурочки актрисе Любови Добржанской – считал её слишком взрослой для этой героини. Но потом она так полюбилась зрителям, что спектакль без неё уже не представляли.

Спустя годы, уже после войны, на мою сцену именно в этом спектакле выйдет молодая Лариса Голубкина. Она так понравится режиссёру Эльдару Рязанову в этой роли, что он снимет именно её в своей знаменитой кинокомедии. Но это всё будет потом. А впереди артистов ждали выступления на полях сражений.

В Свердловске труппу разделили на 19 фронтовых бригад, которые без устали ездили в военные части с концертами. За всё время войны мы дали 14 000 спектаклей и концертов! Поставили 14 премьер! Поднимали боевой дух наших бойцов! И на передовой бывали, и чего только не видывали! Никаких сцен в гарнизонах, конечно, не было! Играли на крышах грузовиков, на лесных полянах, иной раз – в землянках и окопах. После концертов артисты не раз бойцам помогали – рыли окопы, кормили раненых, приходили на помощь санитарам.

Однажды, когда во время концерта в воинской части внезапно отключилось электричество, актёры продолжили играть при свете карманных фонарей солдат. К несчастью, без жертв не обошлось. За время войны 17 моих сотрудников погибли. Среди них – режиссёр Вениамин Пильдон и трое известных актёров труппы: Антонина Романова, Борис Рудый и Александр Корзыков. Их имена увековечены на мемориальной табличке в моём фойе.

Нина Сазонова, та самая, кто провожал наших солдат на Белорусском вокзале, тоже ездила в воинские части со спектаклями и концертами. Однажды, под Харьковом, с ней страшная история произошла. Чуть не попалась в руки врага! Уж не знаю, как так вышло, то ли налёт внезапный, то ли окружение… В общем, Нина с нашим советским офицером спрятались от фашистов в стоге сена. Офицера враги заметили, а её нет. Каким-то чудом она выбралась из немецкого котла, лесами добралась до полуразрушенной деревни, пряталась в доме у какой-то старухи. Потом её подобрали советские разведчики, и вместе с ними она пересекла линию фронта. Это столкновение с немцами сильно подорвало здоровье Нины Афанасьевны. Конечно, она и в кино потом снималась, и на моей сцене множество прекрасных ролей сыграла, но эта история наложила отпечаток на всю её жизнь.

Ко мне, на родную сцену в Москву, труппа вернулась в ноябре 1943 года. Как же мы соскучились друг по другу! Столица была на военном положении, спектакли давали нечасто, поэтому зрители с радостью ждали каждую постановку. Мои фронтовые бригады продолжали ездить в солдатские гарнизоны вплоть до мая 1945 года. А Нина Сазонова даже выступала перед нашими освободителями на руинах Рейхстага! В составе последней, 19-й, фронтовой бригады она ездила в Берлин и своими глазами видела прославленное Красное знамя над обгоревшим Рейхстагом!

Появились у меня и другие герои: молодая актриса Ирина Кострова прошла всю войну в составе одной из фронтовых бригад; за самоотверженную службу она была награждена боевыми орденами и уже в конце жизни получила звание заслуженной артистки России. Актёр Михаил Глузский, вступивший в мою труппу в 1940 году, сражался на фронте рядовым солдатом, а после демобилизации вернулся ко мне, на сцену.

Про мою жизнь после Победы

После Победы на мои масштабные постановки приходили первые лица страны и союзников. В самом центре зрительного зала расположена правительственная ложа. Массивная, отделанная тяжёлым красным бархатом, всё как положено. Из неё смотрели спектакли Сталин и Черчилль. Кого только не было!

В 1951 году меня переименовали в Центральный театр Советской армии. Суть моя при этом, конечно, не менялась. Те же масштабные постановки, патриотические темы, ура, товарищи! С такой масштабной сценой, как у меня, режиссёрам работать непросто. Сложно придумывать декорации, разводить мизансцены. В 60-е годы и позднее искали камерности, доверительного диалога со зрителем. Режиссёрам проще было творить в маленьких, как сейчас говорят, пространствах. Так что вслед за сталинским монументализмом в искусстве ушло и время аншлагов в театре.

Про меня сегодня

В последние годы я словно родился заново. Ещё в 1993 году я стал Центральным академическим театром Российской армии. Сегодня на моей сцене множество интересных постановок. И молодые режиссёры ставят спектакли, и заслуженные мэтры. Недавно даже сделали иммерсивный спектакль о моей истории. "Театр-звезда", так и называется! Нескромно, скажете? А я считаю, что заслужил.

Первые показы я всё никак привыкнуть не мог, что зрители не в зал проходят, а прямо из фойе идут по моим залам, коридорам и закоулкам. Заглядывают в правительственные ложи, поднимаются в скрытые над сценой мастерские, на тайные лестницы, в подземные лабиринты… И на каждой площадке перед ними играют новые сцены. Авторы этого спектакля изучили огромное количество моих архивов, писем, фотографий, лично встречались со старейшими моими артистами. Я сам на премьере столько нового о себе узнал! Что-то впервые слышал, а что-то хорошо забытое вспомнил, словно это было вчера. Так что обязательно приходите в гости и всё узнаете сами!

Это была история Центрального академического театра Российской армии! Театра-монумента, призванного олицетворять величие советской власти. Голосом театра стал актёр, заслуженный артист России Илья Исаев. Ещё больше непридуманных историй знаменитых столичных зданий слушайте в подкасте "Голоса московских зданий" Департамента культурного наследия города Москвы.