Есть ли сложность в съёмках, когда вы изображаете движение в машине, которая не едет?
– Для меня сложность заключается в том, что у моего героя есть несколько состояний внутри одной сцены, что, в принципе, нормально, но тут их чуть-чуть больше. Первая – его обычное состояние, затем состояние, когда он встречает старого знакомого и всё меняется, третье – когда он начинает хамить, четвёртое – когда машина выходит из-под контроля и ему становится истерически страшно, затем – его раскаяние, когда он просит прощения, и последнее – когда он думает, как ему жить дальше. И это всё надо уместить в короткий промежуток времени – в этом и есть суть актёрской профессии.
Вас там выбрасывают из автомобиля?
– Да, машина извергает это инородное тело. По сюжету с водителем у нас давние счёты, а тут мы неожиданно встретились.
Беспилотный транспорт – уже реальность, скоро он начнёт ходить, например, в московском метро. Как вы к этому относитесь? Доверились бы такой машине?
– Отношусь хорошо, но сам бы не сел. Часто встречал такие автомобили на трассе. Ничего плохого в этом не вижу, как не вижу ничего плохого в технологиях. И беспилотные фуры возят грузы, и такси ездит – пусть это приходит везде, не только в Москве и области. Когда мы увидим реакцию в стране на эти инновации, тогда поймём, как они встроились в нашу жизнь. Столица не показатель, здесь это может прекрасно работать, но, чтобы можно было этим технологиям полноценно довериться и принять их в свою жизнь, надо, чтобы эксперимент прошёл чуть за пределами столицы.
По сюжету герой с автомобилем ссорится, мирится – разве с техникой такие отношения возможны?
– Конечно, почему нет? В буддизме вообще считается, что лодки и автомобили имеют душу, и, пересаживая двигатель из автомобиля в лодку, считают это переселением души. В Таиланде так и говорят: ты приобретаешь себе новую стихию. По-моему, относиться к этому лучше так. Я, вообще, считаю, что это очень правильно – пытаться давать жизнь тому, что не одушевлено. Это не значит, что мы уподобляем себя божеству – просто мы живём в мире, который часто лишён чего-то живого и тёплого, а этим можно восполнить их недостаток. Например, мы пишем, ручка вдруг перестаёт писать, и мы ей: "Пиши!" или ботинок потерялся и мы ищем его со словами: "Ну где ты?" Мы же делаем это бессознательно. Тогда почему такой большой, сложный, красивый механизм, как автомобиль, способный принимать самостоятельные решения, должен быть лишён чего-то подобного? Многие ведь дают своим машинам какие-то ласковые имена, украшают их, заботятся о них как о живых существах. Мы хотим их оживлять, потому что это наши друзья и помощники.
А к своей машине вы так же относитесь?
– Я с ней здороваюсь. Вот сейчас прилечу домой, подойду и скажу: "Привет, заждалась?" Да, наверное, это может показаться немного ненормальным, но для многих это обычное и здравое дело. Люди, которые этого не делают, они для меня, скорее, особенные, чем те, кто ведёт себя таким образом. Я проявляю по отношению к машине заботу, потому что понимаю, что если я не буду этого делать, то она, скорее всего, ответит мне на невнимание тем же.
То есть, исходя из этого, вы верите в то, что восстание машин возможно?
– Мне кажется, что оно уже произошло. Мы уже все разделились на две категории: те, кто владеет машинами, и те, кто их обслуживает.
Главный герой в картине — дедушка. Помните ли вы своего, как он на вас повлиял?
– Я с ним жил много лет в одной комнате, так что я помню его очень хорошо. Он, кстати, был шофёром, водил ЗИС-5.
За руль он вас посадил?
– Нет, я сел за руль папиной машины, "запорожца". Это был потрясающий опыт, вряд ли сейчас такое можно повторить: и таких машин нет, и в таком укатанном состоянии, в каком я в неё сел. Я из Самары, с родины "АвтоВАЗа", в нашем регионе особое отношение к автомобилям отечественного производства. У нас важность этого завода понимают как нигде. Очень часто в семьях у нас по несколько автомобилей, но один обязательно местного производства.
За руль садятся раньше, чем в среднем по стране?
– У нас садятся чуть по-другому. Была такая шутка: дети сотрудников "АвтоВАЗа", прежде чем заснуть, слушают, как папа читает им техпаспорт "Копейки" вместо сказок. В этом суть нашего самарского менталитета. Все за рулём, все понимают, что такое дорога. В школе в старших классах вместо уроков труда есть предмет "Автодело". И когда у нас ребята заканчивали обучение в школе, у них уже была профессия водителя и автомобильные права категории С, с правом водить грузовую машину. И у меня тоже есть права категории С.
В фильме речь об искусственном интеллекте, который управляет автомобилем. А вы сами пользуетесь нейросетями?
– Конечно. Совсем недавно у моих родителей была золотая свадьба, к которой мы оживили с помощью нейросети их старые фотографии и показали как фильм. Я пользуюсь чатами для генерирования картинок, когда мне это необходимо для визуализации. Моя жена-художник тоже часто этим пользуется, чтобы оценить где-то совмещение по цветам или ещё что-то. Это уже вошло в нашу жизнь.
Но этих картинок из нейросети сейчас слишком много, не смущает ли вас, что ими пытаются подменить творчество?
– Конечно, всё так, но нейросеть для того и создана, чтобы подменять творчество – именно подменять, а не заменять. Это мимикрия нашего интернет-мира победивших машин, относиться к этому как к войне не стоит, мы ни с кем не соперничаем. Мы просто можем принимать это или не принимать. Я принимаю настолько, насколько могу себе это позволить принять. Кто-то умеет пользоваться этим много и круто, умеет монетизировать результаты. Уже вышли сериалы, которые полностью написаны, прорисованы и выпущены нейросетью.
Актёры в Голливуде беспокоятся, что останутся безработными из-за технологии омоложения артистов, которую уже используют. Что вы думаете?
– Значит, им есть чего опасаться. Какие-то лозунги о том, что искусственный интеллект никогда не заменит человека, не имеют смысла, потому что он уже во многих сферах его заменил. Но человеку всё равно нужен человек, всё равно мы чувствуем разницу, видим в текстах и нарисованных картинах. Человеку надо оставаться человеком там, где его никто не сможет заменить. Если тебя может заменить нейросеть, то, значит, ты не совсем тем занимаешься: прими это и живи дальше.
Но не все могут отличить картинку, сделанную нейросетью, от нарисованной человеком, и поэтому постепенно они начинают думать, что это и есть творчество.
– Не всем и надо уметь отличать. Это уже вопрос эволюции: не всех надо, например, учить японской живописи, не всем надо знать высшую математику. Мы не способны сделать этот мир идеальным, мы просто к этому стремимся. Миру нужны разные люди, с разными данными.
Своих детей вы ограничиваете в пользовании гаджетами?
– Да, у нас есть ограничения на пользование смартфонами и даже телевизором. И они не то чтобы относятся к этому с пониманием – они уже не видят в них потребности. Они научились заменять гаджеты чем-то другим, эмоционально более выгодным и интересным. Просто надо было им это в какой-то момент показать, где-то, может, насильно, но теперь такой проблемы нет. Я не вижу в этом общей проблемы поколения. Наверное, она есть у какого-то количества людей, но это вопрос отношения к себе и к своей семье. У нас в семье все единодушны в этом смысле.
Вы сейчас живёте в Москве?
– Нет и никогда не жил. И желания никогда не было. Тысячу раз предлагали, здесь я много работаю, провожу в Москве больше половины года. В прошлом году было 120 перелётов в Москву, в этом даже не считаю. Я живу в Самаре, а здесь я работаю. Это сложно, но и здесь мне сложно было бы жить и жизни не видеть.
А как сделать так, чтобы люди не разъезжались из регионов, а стремились вкладываться в место, где родились?
– Для этого нужно, во-первых, чтобы в человеке была заинтересованность там, где он живёт, возможности для роста. Я не смог бы работать актёром в своём городе, потому что у нас нет возможности заниматься кинопроизводством. А во-вторых, нужно, чтобы твоё воспитание помогало тебе подпитываться чем-то, что есть в твоём родном регионе. Нельзя заставить любить что бы то ни было. Можно приехать сюда и имитировать любовь к столице, потому что здесь вкусно, дорого, красиво, чисто, современно, перспективно и так далее, но, когда такой человек будет искренен сам с собой, он может заплакать от одиночества. Не у всех так, но часто.
Где вы учились актёрской профессии?
– У меня нет актёрского образования. Я много времени играл в КВН, стал известен в эстрадном жанре, потом начал ходить на пробы и кастинги в кино, потом у меня появился агент, я был сценаристом, ведущим на телевидении – то есть это ремесло я обхаживал со всех сторон. Было много ролей в кино, эпизодических и главных. И постепенно это стало моим ремеслом. Я не могу назвать это призванием – я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что завтра это может закончиться и я повернусь в совершенно другую сторону.
А чем ещё вы могли бы заниматься?
– Это тема для отдельного интервью, я человек очень увлечённый. Например, у меня есть опыт работы с детьми, мне это нравится, они меня подпитывают. Ещё я мог бы быть чиновником, у меня есть экономическое образование. Иногда посматриваю на сценарное дело и продюсирование... В общем, в интеллектуальном творчестве, связанном с людьми, я бы себя нашёл, будь это работа в кабинете или на съёмочной площадке.
В детстве вы тоже были активным, стремились к общественной работе?
– Нет, я был застенчивый, закомплексованный, боялся эстафеты на физкультуре и так далее. Но в какой-то момент в старших классах я познакомился с социально активными ребятами в Детском центре внешкольного творчества, нашёл своих единомышленников и познакомился с будущей женой. Потом в моей жизни появилась самодеятельность, потом эта самодеятельность стала работой, профессией.
Вы были застенчивый, а когда вышли на сцену, как преодолели этот барьер?
– Первая роль у меня была "толстый мальчик", и вышел я на сцену в студенческой самодеятельности. В школе я пытался выходить, но было тяжело, слышал насмешки, которые воспринимал очень болезненно. Я был очень застенчив и скромен, семья у нас довольно консервативная, это было нормально для меня. А вот в институте уже начал искать себя в творчестве и расширять угол обзора мира.
А с друзьями юности до сих пор общаетесь?
– Да, со многими. Кто-то остался в Самаре, у кого-то международный бизнес, кто-то в Москве. Я ничего против этого не имею: если человек нашёл себя где-то, это супер – просто лично мне жизнь в столице не подходит. Да и всё может поменяться, просто до сих пор у меня не складывалось так, чтобы я мог жить здесь. Я пытался, но я понимаю, почему здесь не живу – жизнь здесь не может дать мне ничего из того, что у меня уже есть. Дома я смотрю на закаты, навещаю родителей, когда хочу, живу в квартире, которую я выбрал, а не смог себе позволить. Дома у меня гораздо больше сложилось бонусов, ради которых я готов жить именно там. Даже и 15 лет назад, перемести меня в Москву, я бы сказал, что мне здесь чего-то не хватает из того, что есть дома. Деньги не так сильно влияют на счастье. На свободу влияют, а на счастье нет.
Людям, которые никогда не были в Самаре, почему стоит туда поехать?
– Не надо туда ехать. Я живу свою жизнь, откуда мне знать, зачем вам сюда ехать? Вот это "приезжайте к нам в город" мне непонятно – да не приезжайте к нам в город, это не обязательно. У нас и так все кому не лень ходят и говорят "приезжайте", а вот зачем – здесь начинаются вопросы. У нас хороший город, неплохой, я к нему в последнее время стал холоднее относиться по определённым причинам, но он обычен. Его сила в том, что его энергию не поймут приезжие. Это как закрытый клуб: я там родился и вырос, я знаю правила, которых не знает никто другой. А говорить "приезжайте в космическую столицу, на родину автопрома" – пусть всё это говорят чиновники, им за это платят зарплату. А мы уже поживём сами в том кайфе, который никому не снился.