Теорию мемуаристики в клубе объясняли на первом занятии. Принципы повествования о детских и юношеских годах были на втором. Сегодняшняя же лекция о зрелом возрасте больше похожа на вечер воспоминаний, и то, что на часах полдень, этому нисколько не мешает.
– Скажите, пожалуйста, кто попал на место своей первой работы по распределению после учебного заведения? – интересуется лектор Татьяна Перкина.
В зале поднимаются руки и начинается бурное обсуждение первой работы: производственная практика, командировки, злополучные коллеги.
– У нас был такой алкаш, который работал два раза в неделю, перед получкой и перед авансом, – начинает рассказ мемуаристка Ирина. – Он план на станке выполнит, получку получит, и все ждут, когда он придёт. Никто больше не мог повторить его работу, и за это ему всё прощалось... Но не будешь же писать о плохом!
– Вообще-то нужно писать обо всём! – парирует соседка.
Взгляды на литературное искусство разнятся, но цель у всех пришедших одна: оставить своей семье бесценные воспоминания.
– Началось всё с того, что моя дочь, которой уже 35 лет, вдруг начала задавать вопросы. А почему вот это было вот так? – делится Ирина. – И у меня возник запрос написать свою биографию. Хочу рассказать о своей молодости до рождения ребёнка: как мы пережили перестройку, как мы выживали...
Упоминание этого периода цепной реакцией рождает воспоминания о ваучерах, акциях и финансовых пирамидах – наивная история про "МММ" и "Гермес" находится у каждого. В мемуарах лектор советует писать и об историческом контексте своей жизни: например, о своём мировоззрении после 1985 года.
– А чё было в 85-м? – удивляется голос позади.
– Так Горбачёв пришёл! – в унисон слегка упрекают остальные голоса.
– А-а-а-а! – и ручка начинает энергично строчить в блокноте.
О чём пишут москвичи
Зарисовки о звёздах
"Мы работаем в здании напротив Театра на Таганке и иногда стреляем лишний билетик на спектакли с участием Высоцкого вдвоём с коллегой. И вот однажды мы пришли задолго до начала спектакля. Открывается дверь фойе, и прямо на меня идёт сам Владимир Семёнович Высоцкий. Одет с иголочки, бежевый берет, коричневое пальто. Я стою словно заворожённая и не думаю уходить. Он подошёл и спокойно сказал своим знакомым голосом: "Разрешите пройти?". Я медленно посторонилась, а потом подумала, почему не попросила контрамарку или просто, чтобы он меня пропустил... Мне было достаточно этой встречи, и лишнего билета в тот день я больше не спрашивала".
"1982 год. Наша организация арендовала помещение в МИСИС на "Октябрьской". И студия Кости Райкина тоже снимала там актовый зал. Как-то поднимаюсь по лестнице и вижу, что впереди поднимается, пританцовывая, молодой мужчина. Шаг сделал и повернулся в одну сторону, шаг – в другую, и так целый пролёт. Я его узнала, это был Костя Райкин. И я поняла, что он хотел, чтобы я его узнала и обратила на него внимание. Но я сделала вид, что не узнала, и пошла на свой этаж".
"Шли съёмки в Останкино. Я иду по коридору и вижу – маячит фигура. И всё больше уверяюсь, что это Михаил Боярский в своей знаменитой шляпе. Мы один на один. Я быстро приближаюсь к нему – и о восторг! Он склоняется передо мной в поклоне, как Д’Артаньян перед Констанцией".
Бабушке посвящается
"После окончания калужского пединститута я была распределена учителем математики в Медынскую среднюю школу. В этой школе когда-то работала моя бабушка. Мне сказали: если будут давать 7 "А", сразу отказывайся.
На педсовете мне, конечно же, объявили, что я буду не только вести математику в страшном 7 "А", но и буду там классным руководителем.
Так вот, первый ученик, к которому я отправилась домой знакомиться с родителями, был Новосельцев Вадим. Для таких людей, как этот Вадим, сейчас найдено слово "абьюзер". Это те, кто в школе на уроках всегда доводит до истерики учителя, а потом будет доводить свою жену и повзрослевших детей.
В семье Новосельцевых со мной разговаривал папа, мама предпочла ретироваться на кухню. Папа стал говорить о том, что учителя сейчас не те, что таких, какой была его классная руководительница, уже нет. "Она была строгая, но справедливая", ну и так далее. От того рассказа передо мной встал образ моей бабушки. Я спросила: "А как звали вашу классную руководительницу?" – "Да вы её не знаете. Она давно уехала отсюда. Говорят, она уже умерла". – "Но всё-таки?" – "Мария Николаевна Петраченко". – "Это моя бабушка". У него изменилось выражение лица. То пренебрежение, с которым он со мной разговаривал, исчезло.
Через несколько дней меня остановила старейшая учительница школы. "Надо же, – сказала она. – Когда-то твоя бабушка намучилась с его папой, теперь тебе его сынок достался".