О чём спектакль
Странная графиня
В Иванову ночь в гостиной графского дома кухарка Кристина (Серафима Гощанская) сплетничает с лакеем Жаном (Александр Новин) об их хозяйке, молодой графине Жюли (Ольга Лерман). Фрёкен Жюли странная, а после того, как расстроилась её помолвка, её странности стали ещё заметнее. Впрочем, Жан отмене помолвки не удивлён: он видел, как Жюли заставляла жениха прыгать через хлыст, а потом его этим хлыстом ещё и отхлестала. И вообще, графиня не гнушается общаться с мужчинами ниже себя по статусу – впрочем, это у них семейное, слуги были свидетелями, как её мать "вырвала егеря из рук его жены".
В разгар разговора о ней появляется и сама хозяйка дома: в свадебном платье она взбирается на стол, начинает заигрывать с Жаном и уводит его в сад, потому что ей захотелось потанцевать. Вечер переходит в ночь, за время которой Жюли и Жан успевают поделиться друг с другом рассказами о своих снах, а Жан признаётся, как в детстве впервые увидел маленькую графиню в розовом платье и в неё влюбился. Жюли всё больше опутывает Жана паутиной слов, и вот уже они под предлогом того, что надо спрятаться от идущих слуг, укрываются в его комнате и проводят там ночь.
Наутро Жюли в растерянности: что делать дальше? Жан предлагает ей бежать с ним в Швейцарию или на итальянские озёра – он очень амбициозен и мечтает открыть там отель. Но у обоих нет сбережений для реализации этого плана, да и графиня не видит себя в роли хозяйки отеля, которая кажется престижной Жану, её лакею, – но не ей, его госпоже. Они на разных ступеньках социальной лестницы, и вот Жюли уже почти рвёт на себе волосы: "Как это со мной произошло?! Я слишком напилась в Иванову ночь...".
Впечатления
Зигзаги эмоций
Спектакль по пьесе Августа Стриндберга на Малой сцене Театра наций поставил режиссёр из ЮАР Джеймс Нобо, художественный руководитель Объединённых театров Йоханнесбурга. Когда пьеса только появилась в 1888 году, её отказались публиковать и ставить на родине драматурга в Швеции: слишком скандальной для общества конца XIX века казалась тема отношений богатой дамы со своим слугой, усложнённая ещё и трагическим концом. Социальную остроту пьесы подчёркивает и режиссёр Джеймс Нобо:
"Для меня эта пьеса особенно интересна тем, что она затрагивает важную тему отношений между представителями разных социальных слоёв. В ней отражается ситуация, когда одни люди воспринимают свою счастливую судьбу как обыденность, а другие, возможно менее счастливые по праву рождения, становятся мечтателями, полными амбиций и стремлений. Этот феномен — вневременной и универсальный, он наблюдается по всему миру и отражает важную сторону человеческой природы. И, конечно, в этой пьесе есть всё, с чем борется современное общество — харрасмент, абьюз, буллинг… А вот есть ли любовь — это каждый зритель должен решить для себя после спектакля". Джеймс Нобо, режиссёр
Острота сюжета основана на плотном переплетении социальной тематики с чувственной, но если в XIX веке социальная заострённость конфликта пугала чопорную публику не меньше эротической, то сегодня она, скорее, выглядит анахронизмом: кого в современном мире с его давно сломанными сословными границами удивишь подобием мезальянса, где даже члены сохранившихся европейских королевских домов заключают межрасовые браки?
На первый план в постановке Нобо вынесена стремительная, как езда по дорожкам картинга, динамика психологических изменений, наблюдение за которой вызывает почти такие же чувства, как просмотр заезда "Формулы – 1". Стартуя с мотивированного всего лишь скукой флирта, герои мчатся по зигзагам перепадов настроения от доверия к ненависти, от восхищения к обвинениям, от подчинения к сопротивлению и обратно. У каждого героя своя правда, равноценная правде другого, и каждый уравновешивает другого своей чудовищной неправдой: честные и честолюбивые помыслы Жана ломаются о безнадёжность его бедности и готовность принести ради них в жертву кого угодно, а желание Жюли успокоиться в любви – об унаследованные от родителей жестокие противоречия и развращённость вседозволенностью власть имущей.
Личное и социальное переплетены здесь так плотно, что можно только восхищаться виртуозностью, с которой драматург, а за ним и актёры, переводят частный конфликт в категорию общественного. "Я дворовый пёс, и мне смешно видеть, как породистые собаки болеют своими породистыми болезнями вроде потери смысла жизни, самого себя и депрессии. Какая депрессия? Вы же не можете сами заработать на жратву, поэтому эволюция на стороне таких, как я, которые могут и хотят", – на этой сермяжной правде Жана сломается кто и что угодно, не говоря о неустойчивой страсти выпившей лишнего аристократки.
Несмотря на камерность постановки (в ней всего три героя, из которых на сцене преимущественно двое), накал страстей разворачивается здесь на десятерых. На то, что нас ждёт анатомическое вскрытие характеров, намекает висящее на стене огромное деревянное распятие, точнее, его остатки – только тело сына Божия без креста и без прибитых к нему рук. Когда вокруг сгущается темнота, луч света озаряет только его застывшее в крике отчаяния лицо.
Фишки
Танец с щётками
Спектакль начинается с хореографического номера: горничные и лакеи в танце начищают господские сапоги и натирают щётками полы. Ритмично и красиво проделав свою работу, они рассаживаются вдоль стен под гобеленами с изображением ренессансных сцен охоты и весь спектакль молча наблюдают за тем, что творят на сцене главные действующие лица. По задумке Джеймса Нобо, танцовщики – это общество, молча наблюдающее за поступками главных героев. Режиссёр подчёркивает, что для него важно присутствие такого коллективного персонажа, "ведь кем бы ты ни был в этой жизни, за тобой со стороны всегда наблюдает, как минимум, пара глаз". По мнению Нобо, современному зрителю, живущему в век соцсетей, должно быть хорошо знакомо это ощущение социального вуайеризма.