Судьба его квартирантов была печальной: чем примечателен младший брат Дома на набережной

Это тоже яркий образец конструктивизма, и судьба многих его квартирантов тоже была печальной. Дом 67/69 по Новослободской улице – новый герой рубрики "Живут же люди", в которой мы повествуем о московских зданиях незаурядной судьбы и их обитателях
Судьба его квартирантов была печальной: чем примечателен младший брат Дома на набережной
Василий Кузьмичёнок / Metro
Дом расположен в районе Тверской, его легко узнать по башенке с закруглёнными балконами.

Архитектура

Почти в самом конце Новослободской, недалеко от Третьего транспортного кольца, высится шестиэтажное Е-образное здание. Оно было построено в 1932–1935 годах. На его фасаде, лишённом какого-либо декора, выделяются лифтовые шахты (их добавили гораздо позже, раньше это пространство занимали огромные окна, через которые освещались лестничные клетки) и продолговатые горизонтали балконов. 

На пересечении с Угловым переулком дом продолжен свое-образной башенкой, в которой 8 этажей. Её назначение первоначально было очень необычным. "Проектировщики, архитекторы Госздравпроекта С. В. Князев и М. С. Жиров, задумали интересный приём – использовать плоскую крышу как место для отдыха, а выделенную лёгкой колоннадой верхнюю часть угловой "башни" превратить в солярий, – пишет известный москвовед Алексей Рогачёв в монографии "Дмитровское шоссе. Расцвет, упадок и большие надежды Дмитровского направления". – Правда, почему-то подняться на крышу можно было только по одной лестнице из имеющихся одиннадцати. Вдобавок крыша под солярием протекла уже через два года, и вообще лазить на крышу для отдыха жильцы не спешили».

В конце концов архитекторов попросили ликвидировать солярий, превратив его в обычную квартиру, подобную тем, что располагались ниже. Также высказывалось пожелание о переделке аскетичного фасада. 

"Первая просьба была быстро выполнена, а вот на реализацию второй средств, очевидно, не нашлось, – отмечает Рогачёв. – Это и понятно – квартира как-никак приносит доход, а от украшения фасада экономической отдачи, пожалуй, не дождёшься". 

Старенькая "шестёрка" добавляет дому колорита былой эпохи.
Василий Кузьмичёнок / Metro
Старенькая "шестёрка" добавляет дому колорита былой эпохи.

Удобства и недостатки

В 11 подъездах, четыре из которых размещались в основном, выходящем на улицу корпусе, обустроили 168 квартир.

– Тут никогда не было коммуналок, – рассказывает нам художник Ирина Драгунская, дочь писателя Дениса Драгунского, которая много лет живёт в этом доме. – А вот сами квартиры не отличались изысками – обычные однушки, двушки и трёшки. Кухни и вовсе крохотные, четырёхметровые, похожие на купе поезда. Вы туда заходите и буквально через метр 20 упираетесь в окно. Дальше идёт поворот вбок эдаким рукавом. Вот такая нелепость.Тогда предполагалось, что никто не будет готовить еду на кухне, – для этого существовала столовая на первом этаже, как в домах-коммунах. Санузлы в квартирах, расположенных в торце дома, тоже очень необычные, они треугольной формы. В одном из углов установлен унитаз, это дико неудобно.

В подъездах сохранились аутентичные двери 30-х годов, а на полу – нумерация этажей. "Эти цифры выложили в помощь нетрезвым гражданам, которые не в состоянии вспомнить, где их квартира", – шутят жители дома.
Василий Кузьмичёнок / Metro
В подъездах сохранились аутентичные двери 30-х годов, а на полу – нумерация этажей. "Эти цифры выложили в помощь нетрезвым гражданам, которые не в состоянии вспомнить, где их квартира", – шутят жители дома.

Во дворе дома всегда пахло хлебом – там находился хлебозавод № 2, работавший аж с 1925 года. В начале 2000-х здание реконструировали, ларёчек со свежей продукцией завода снесли. Теперь на этой территории деловой центр "Бейкер плаза".

Офисами заняты и цокольные помещения дома. А в одном из них пять лет назад открылся хостел. Его легко определить по объектам ЖЭК-арта, выставленным у входа.

– Эти постояльцы уже замучили весь двор, – жалуется Ирина. – Сушат бельё где попало, курят, гомонят под окнами – акустика тут что надо! Но закрыть хостел нельзя, ведь у него есть отдельный вход.

Тот самый хостел с объектами жилищно-коммунального искусства.
Василий Кузьмичёнок / Metro
Тот самый хостел с объектами жилищно-коммунального искусства.
Несмотря на историю, у дома хорошая энергетика. Здесь нет никакой зловещей атмосферы.
Ирина Драгунская 

Местные жители

Заказчиком дома был кооператив "Зерно". Неудивительно, что жильё здесь выдавали сотрудникам Наркомата земледелия СССР, Наркомата сельского хозяйства РСФСР, Наркомата зерновых и животноводческих совхозов СССР. О троих из них напоминают небольшие металлические таблички на главном фасаде. Это Афанасий Прохорович Кухтин, Михаил Васильевич Чесунов и Михаил Тимофеевич Румянцев.

Табличка в память о Михаиле Чесунове. Его приговорили к расстрелу за «участие в контрреволюционной диверсионно-вредительской организации». Приговор был приведён в исполнение в тот же день.
Василий Кузьмичёнок / Metro
Табличка в память о Михаиле Чесунове. Его приговорили к расстрелу за «участие в контрреволюционной диверсионно-вредительской организации». Приговор был приведён в исполнение в тот же день.

– Все они были расстреляны в годы Большого террора, – объясняет Оксана Матиевская, волонтёр проекта "Последний адрес". – Их родные тоже пострадали. Жён Кухтина и Румянцева выслали из Москвы вместе с детьми, а жена Чесунова провела несколько лет в лагерях как ЧСИР – член семьи изменника Родины. В 1950-е все трое были реабилитированы за отсутствием состава преступления, но родственники получили фальшивые справки о причине смерти. Это была известная практика – в ответ на запрос придумывали любой диагноз: менингит, паралич сердца, заворот кишок... Писали всё, на что хватало фантазии. Таким образом государство снимало с себя ответственность за убийства. Правду люди узнавали лишь в архивах, когда их открыли. Нам известно по крайней мере о 19 жителях этого дома, которым вынесли смертные приговоры. Но число может оказаться и бо́льшим, ведь помимо расстрелянных были те, кто попадал в лагеря и погибал там.

К слову, все в доме поддержали установку табличек (необходимо было одобрение каждого собственника).

– Под ними регулярно появляются живые цветы, – говорит Ирина Драгунская. – У репрессированных нет могил, они были расстреляны на полигонах. Родственникам совершенно некуда прийти. Хотя бы здесь они могут почтить память убитых.