Обручальные кольца любовников и браслеты на ногах
Бабушка русского декаданса, Белая Дьяволица, как называли Зинаиду Гиппиус современники, будучи замужем за поэтом Дмитрием Мережковским, любила носить ожерелье, состоявшее сплошь из колец женатых поклонников. И делала это с вызывающей бесцеременностью.
– Поэтесса Ирина Одоевцева вспоминала, что в Петербурге Гиппиус выходила на сцену с распущенными длинными рыжими волосами, держа в руках лилию, и молитвенно произносила: "Я сама себя люблю как Бога", – рассказывает Екатерина Горпинко, лектор, филолог, автор книги "Стихи и вещи". – Поговаривали, что она требовала, чтобы все бесчисленные женатые поклонники отдавали свои обручальные кольца, которые она нанизывала на цепочку, висевшую у изголовья кровати.
Надежда Тэффи восхищалась Зинаидой Гиппиус и была потрясена, как поэтесса статно носила мужской костюм и повязку с брошкой на лбу, а ещё на щиколотке – часы. Сама Тэффи, влюблённая в драгоценности с детства, ножку украшала так же и была предана аметисту. Называла его камнем – "счастьем тех, кто сердцем чист". Считала, если "смотреть на самую пошлую физиономию сквозь аметист, то эта физиономия несколько преображается".
Камни не раз встречаются в её произведениях. Так, в рассказе "Факир" есть совет, как отличить настоящую бирюзу от поддельной: "Окуни его в прованское масло, если бирюза настоящая – сейчас же испортится, а если поддельная – ей хоть бы что".
– В одном из рассказов Тэффи пишет: "Демоническая женщина отличается от женщины обыкновенной прежде всего манерой одеваться. Пояс она позволит себе надеть только на голову, серьгу на лоб или на шею, кольцо на большой палец, часы на ногу", – продолжает Екатерина. – У демонической женщины был прототип: Паллада Богданова-Бельская, знаменитая тусовщица Серебряного века. Она прославилась двумя вещами – многочисленными романами и экстравагантным внешним видом.
Поэт Георгий Иванов писал, что Паллада была эффектна: рыжие волосы торчали над "сильно подмазанными глазами", на плечах – ярко-малиновая накидка, из-под которой видны шелка и кружева, бусы, переливающиеся всеми огнями, позвякивающие браслеты на ногах. Когда у Анны Ахматовой, которая знала её в юности, спросили, помнит ли она, кто такая Паллада, ответ был кратким: "Гомерический блуд и браслеты на ногах". Паллада выпустила сборник стихов "Амулеты", а её собственным амулетом была аметистовая свинка.
Этому камню посвящал стихотворения и Александр Блок. Для него аметист связан с возлюбленной Ксенией Садовской, которая и подарила ему камень.
1897 год. Ей 37, поэту – 17. Она замужем и c тремя детьми.
– Блок познакомился с Садовской в немецком курортном городке, и очень скоро роман перерос в длительные отношения. В дневнике он пишет: "В сентябре 1900 года возвращается воспоминание о Ксении Михайловне Садовской при взгляде на её аметист", – рассказывает лектор.
Мистические украшения Ахматовой
Как у истинного романтика, у поэта Николая Гумилёва было особое пристрастие к драгоценным камням. В его стихотворениях можно встретить разные камни, но любимый, пожалуй, рубин. Он появляется в "Русалке", посвящённом юной Анне Горенко, которая впоследствии возьмёт псевдоним Ахматова.
Николай и Анна знали друг друга с детства. Когда Анне исполнилось 14, Гумилёв подарил ей золотое колечко, сказав, что оно обручальное. Поднявшись в свою комнату, Анна услышала шаги матери и решила колечко спрятать, чтобы лишних вопросов не задавали. В спешке его уронила. Кольцо закатилось за половицы. Половицы поднимали, долго искали, найти кольца не смогли. Гумилёв очень расстроился, ведь потеря кольца, как известно, дурной знак.
– Важным для Анны Андреевны было чёрное кольцо, доставшееся ей от бабушки-татарки. Подарки та дарила редко. Это заветное кольцо Анна подарила художнику Борису Анрепу. Тот даже назвал свои воспоминания об Ахматовой "О чёрном кольце", – говорит Екатерина. – Он пишет, что в Англии такие кольца называли траурными: "Кольцо было золотое, ровной ширины, снаружи покрыто чёрной эмалью, но ободки оставались золотыми. В центре был маленький бриллиант. Анна Андреевна всегда носила это кольцо и приписывала ему таинственную силу". Подарок Анреп сохранить не сумел, о чём очень горевал: потерял в войну во время бегства из Парижа в Лондон.
Спустя много лет художник встретился с Ахматовой, нервничал, что она спросит о кольце. Но Ахматова виду не подала, что помнит о подарке. Только эта ситуация практически разрушила их отношения: Борису было стыдно, что так и не осмелился признаться – кольцо не уберёг.
Анна Андреевна украшения очень любила. Об этом вспоминала её знакомая Наталья Ильина. Носила и кольца, и броши, и ожерелья. И неважно, идёт ли ей украшение или нет, главное, что ей нравилось. Знаковые для себя драгоценности называла регалиями. Её близкая подруга Лилия Чуковская писала о встрече 9 сентября 1939 года: "Меня навестила Анна Андреевна, нарядная, на руках перстень, на груди брошь, на шее ожерелье. "Вы заметили, – сказала она. – Я сегодня при регалиях. Вот это розовый коралл, а это перстень двадцатых годов прошлого века. Мне его Оленька подарила. А это древний перстень из Индии. Тут мужское имя и надпись: "Сохрани его Господь". А это, указала она на брошь – головка Клеопатры". Некоторые украшения Ахматовой дарила Цветаева, например брошь, которую Анна Андреевна случайно уронила на пол Мариинского театра и разбила. Были и бусы – зелёные и чёрные.
– Как-то Ахматова пришла в этих чёрных крупных бусах на концерт, после его завершения притронулась к бусинам и сказала: "Эти чётки подарила мне Марина". И вдруг все замолчали. Не прошло ещё и двух месяцев с тех пор, как узнали о трагическом конце Цветаевой. Это было в 1941 году. Ахматова наделяла украшения мистическими свойствами. Анна Каминская, внучка третьего мужа поэтессы, вспоминает, как на маленькой броши с тёмно-лиловым камнем, подарком Гаршина, врача-патологоанатома, с которым у Ахматовой был мимолётный роман, появилась трещина. Через несколько дней Ахматова узнала о смерти Гаршина. Он умер в день, когда она увидела трещину на камне.
Как-то Анна Ахматова подарила золотое кольцо с синим сапфиром поэтессе Марии Петровых. Та передарила его своей дочери Арине. В 1966 году, когда поэтесса лежала в больнице со своим третьим инфарктом, на гладкой поверхности камня внезапно появилась первая трещина. Спустя недолгое время Ахматовой не стало.
Но украшения предсказывали поэтессе не только плохое, но и хорошее. В детстве на прогулке с няней в саду она нашла булавку в виде лиры. Няня сказала: "Это значит, ты будешь поэтом".
Обручальные кольца Маяковского и Брик
Одна из самых романтичных историй Серебряного века связана с перстнями-печатками Владимира Маяковского и его возлюбленной Лили Брик, дизайн которых они создали сами. Они подарили их друг другу в качестве обручальных и не снимали. На кольце Брик Маяковский выгравировал три буквы – "Л-Ю-Б". "Если читать по кругу, получалось бесконечно. Люблю, люблю, люблю. Внутри кольца написано: "Володя", – писала Брик. – Для Володиного я заказала латинские VM, а внутри написала "Лиля".
– Когда советские люди перестали носить золотые украшения, Маяковскому начали передавать во время выступления записки, что кольца ему не к лицу. Сначала он отшучивался, но записок становилось больше, и, чтобы не расставаться с кольцом, Маяковский надел его на связку с ключами, – говорит Екатерина. – Когда из Сокольников он уезжал в Америку, ключи оставил дома, о чём вспомнил лишь на вокзале. Рискуя опоздать и просрочить визы, бросился домой. Уехать без кольца – плохая примета.
Это кольцо Маяковский не раз спасал: нырял за ним в Пушкино на дно речное, в Петербурге доставал из-под Троицкого моста после того, как оно упало в снег. После смерти Маяковского оба кольца оказались у Брик. Она повесила их на цепочку и носила на груди до конца жизни.
Пророческий восточный янтарь
Как-то Лиля подарила крупные коралловые бусы Елене Тагер. Их увидела Марина Цветаева и стала бусы выпрашивать. Тагер ответила, что спросит разрешение у Лили. Несколько обескураженная, та разрешила. Получив бусы, Цветаева на следующий же день их продала. "Как? – отреагировала Лиля. – Бедная, представляю, как Марина нуждалась".
Украшения вдохновляли Цветаеву. Её пальцы были унизаны множеством серебряных колец, которые она снимала и дарила близкому в тот период человеку. За судьбой своих колец следила и очень обижалась, если новый владелец небрежно к кольцу относился. Одно Цветаева подарила поэту Павлу Антокольскому, посвятила этому стихотворение. Но Антокольский кольцо не сохранил.
– Как-то Марина Ивановна гостила на даче своего приятеля, поэта Максимилиана Волошина в Коктебеле, и сказала: "Макс, я выйду замуж за того, кто угадает мой любимый камень". На что Волошин ответил: "Марина, влюблённые бывают настолько глупы, что даже если избранник подарит тебе булыжник, ты ему будешь рада". Тем не менее эту историю Цветаева рассказала молодому Сергею Эфрону, который там же на пляже нашёл сердолик, любимый камень Марины Ивановны. Она вставила его в кольцо. Красивый грустный юноша с поразительно огромными, в пол-лица, глазами, как писала о нём её дочь, станет первой любовью поэтессы.
В поздние годы Цветаева не снимала крупные янтарные бусы, которые приобрела на французской барахолке. За год до своей трагичной кончины, 31 августа 40-го года, в письме обмолвится: "Единственная моя радость – восточный мусульманский янтарь. Совершенно мёртвым, восковым, обогретым плесенью, который с каждым днём на мне живеет: оживает, – играет и сияет изнутри. Ношу его на теле, невидимо. Похож на рябину".
За полгода до суицида Марина Цветаева пишет: "Пора снимать янтарь, // Пора менять словарь, // Пора гасить фонарь // Наддверный…".