Челюстно-лицевой хирург Руслан Меллин рисует домашнее насилие и "красную зону"

Главный челюстно-лицевой хирург Хакасии рассказал в своей книге о пациентах, переживших домашнее насилие, а также нарисовал иллюстрации для неё. Но 32-летний Руслан Меллин известен не только этой книгой. Впервые о нём заговорили благодаря удивительным рисункам, которые он делал в ковидарии.

"Красная зона"

Меллин талантливо рисует – он учился этому с детства. И даже мог стать художником, а не врачом – передумал в последний момент.

– С юных лет посещал кружок рисования, затем поступил в детскую худшколу Минусинска, – рассказал Metro Руслан. – Было интересно изображать лица людей, стал изучать анатомию. Хотел идти в художественную академию, но после школы поступил на стоматологический факультет – в Кемеровскую государственную медакадемию.

Меллин всегда стремился к профессиональному росту, поэтому ушёл из стоматологии в челюстно-лицевую хирургию. Но этим его медицинское образование не ограничилось. Как и многим врачам, ему пришлось работать в кемеровском ковидном госпитале, узнавать о работе лёгких. До переезда из Кемерова в Хакасию в "красной зоне" он начал делать зарисовки, которые стали сенсацией. Под его карандашом появлялись пациенты, находившиеся на грани жизни и смерти, коридоры больницы, наполненные изнурёнными врачами, машины "скорой" с новыми больными, которые скапливались под окнами.

– Предпочтение отдаю масляной живописи, но на неё уходит много времени, поэтому в "красной зоне" рисовал пером и чернилами, – рассказал Руслан. – Запас бумаги изрисовал в первую же неделю. Пришлось коллег с воли просить, чтобы принесли мне ещё ватмана. Мои работы были представлены в нескольких библиотеках Кемеровской области, но вскоре мне их вернули. Сейчас эти работы готовятся к отправке в Германию. Я решил подарить их немецкой галерее, которая проявила к ним интерес.

По словам Руслана, работа в "красной зоне" оставила чёткий, глубокий след в его душе.

– Мы не понимали, куда шли, с чем придётся бороться. Работали и жили изолированно от внешнего мира. По-прежнему вспоминаю те ощущения. Я был как будто каторжником, который регулярно спускался в каменоломню. Между "зелёной зоной", где жили медицинские работники, и "красной зоной", где находились 600 больных пациентов, был коридор, мы называли его "синей зоной". Кто-то из сотрудников по этому синему коридору принёс вирус в "зелёную зону". Вот тогда было страшно, заболела львиная доля сотрудников. Их перевели по всё тому же синему коридору в "красную зону", но уже без защитных костюмов, а в роли обычных пациентов. Меня тогда пронесло, экстренный забор мазка показал отрицательную реакцию. Многие из тех сотрудников и не могли тогда представить, что по синему коридору идут в последний раз. Они умерли…

Врач и сейчас периодами возвращается к работе в "красной зоне", рискуя жизнью.

– С каждым днём коронавирус постепенно отступает – то ли помогает вакцина, то ли коллективный иммунитет, – считает Меллин. – Так или иначе, мы в скором времени планируем полностью закрыть ковидарий в Хакасии и продолжить работу в обычном режиме.

Домашнее насилие

Для своей книги Меллин нарисовал портреты жертв абьюза – с ужасающими травмами, которые они получили в результате истязаний. Гематомы, сломанные челюсти, рваные раны на лице... Этими рисунками вряд ли кто-то захочет украсить гостиную, но убрать увиденное из головы почти невозможно. 

Для сокрытия личностей бывших пациентов хирург рисовал не их лица, но травмы воспроизводил один к одному. Личные истории Меллин узнавал от пациентов, когда они сами делились своими трагедиями.

– Тема домашнего насилия беспокоит меня на протяжении долгого времени, – признался Меллин. – Начиная работать хирургом, я и представить не мог, с чем предстоит столкнуться. Спустя годы я всё ещё прекрасно помню своих первых пациенток с обезображенными от сильных побоев лицами. Сказать, как я за них переживал, – ничего не сказать. Я тогда всё принимал близко к сердцу, даже посещали мысли о расправе над их обидчиками. Только опыт научил меня концентрироваться не на пациентах, а на их травмах. Мой долг – спасти лицо, чтобы оно как можно меньше напоминало о кошмарном прошлом.

Однако есть кое-что, цепляющее Руслана Меллина до сих пор.  

– Это насилие над детьми! Тут я всё ещё теряю контроль над своими эмоциями. Когда ко мне попадает маленький пациент, занимающий всего одну треть кушетки, мне становится больно и душевно, и физически – настолько, что приходят мысли уйти из профессии. Каждая история абьюза хранится в моей голове. Поверьте, их не на одну книгу наберётся...

Первым шоковым случаем, который побудил Руслана повышать свою квалификацию и становиться челюстно-лицевым хирургом, стало сложное лечение девушки с кошмарной судьбой. Выпускница сиротского приюта устроилась сиделкой – на работу к мужчине, у которого была пожилая мать, за которой девушка и стала ухаживать. Однажды мужчина пришёл домой, схватил топор и без предупреждения набросился на неё, ударив оружием, – лезвие вошло в голову, раздробив лицевые кости. Затем он столкнул её в подвал, где держал взаперти долгое время. Меллин, тогда – рядовой стоматолог – оказался единственным, кто смог оказать ей помощь, когда она наконец выбралась из плена. О подобных случаях хирург и рассказывает в книге.

– Пациентов, жертв домашнего абьюза, очень много, но я решил остановиться на 21 случае, – отметил врач. – Именно таково количество глав в моей книге. На каждую главу я нарисовал, как минимум, по одному рисунку. В общей сложности получилось 27 иллюстраций.

Меллин подчеркнул, что ему было очень тяжело узнавать истории жертв, ведь он как будто испытывал то же самое, что и они. И рисование помогало ему не терять присутствия духа.

– Мне приходилось вместе с пациентами проходить их тяжёлый путь... Переживать их травму, пропускать боль через себя. Рисование стало спасением, тихой гаванью, в которую я сбегал каждый раз, когда терял контроль над собой. Наверное, если бы в моей жизни не было искусства, я бы сошёл с ума от тех ужасов, с которыми приходится сталкиваться по работе.

Руслану было важно сохранить анонимность тех, кому он помог хотя бы частично вернуть былую красоту.

– За период госпитализации зачастую между пациентом и доктором формируется доверительный контакт. Ведь хороший врач лечит не только тело, но и душу. Поэтому мои пациенты не были против того, чтобы я рассказал их истории. Скажу больше: я доверил написание одной главы своей пациентке. Мне хотелось, чтобы читатель услышал историю от первого лица, прожил всё вместе с жертвой. Возможно, это поможет принять непростое решение кому-то, кто находится сейчас в схожей ситуации: уйти от абьюзера... При этом я понимаю, что у моих пациентов есть семьи, родители, переживающие за них, коллеги, которым они не хотели бы рассказывать о своём горе. Поэтому, уважая героев книги, я постарался сделать всё возможное, чтобы их личности никто не раскрыл.

Отрывок из книги

"Врач провела меня в смотровой кабинет, где находилась пациентка. Это была худенькая, маленькая девушка тридцати двух лет, с приятными чертами лица. Она лежала на кушетке и, скрючившись от боли, держалась за живот обеими руками. Пах её прикрывали белые пелёнки, промокшие от крови. Не поднимая пациентку с кушетки, я принялся осматривать её лицо. Первое, на что я обратил внимание, – это её мокрые от слёз глаза. 

Как только я пересекался с ней взглядом, она тут же отводила их в сторону. Мне показалось, что она испытывала сильный стыд за то, в какой ситуации находилась. Проведя тщательный осмотр, я исключил переломы костей. Со стороны челюстно-лицевой области было только несколько ушибов и гематом. Для подтверждения своего заключения я назначил рентгеновские снимки нижней челюсти и скуловых костей.

В ожидании результатов исследования меня не покидало гадкое и гнетущее чувство. По непонятной мне причине я стал испытывать тот же стыд, что и та девушка.

Хуже самого изнасилования, наверное, может быть только то, что сделал это самый близкий человек, тот, кто, наоборот, должен был беречь и защищать.

После проведённого рентгенологического исследования, благодаря которому стало возможно окончательно исключить травматические повреждения костей лицевого скелета, я вынес в диагноз только ушибы мягких тканей лица. Они не требовали хирургического лечения, в то время как кровотечение из половых путей угрожало жизни пациентки.

Операция была назначена незамедлительно. Поскольку больница была районная, специалисты узкого профиля дежурили в экстренные часы по одному, из-за чего гинеколог попросила меня ассистировать ей на операции. В ходе её мы обнаружили ещё и повреждения кишечника. Пришлось вызывать врача-проктолога из дома, так как они дежурили "на дому". Проктолог же, в свою очередь, пригласил в операционную абдоминального хирурга, потому что у него возникли сомнения по поводу травм брюшной полости. 

В итоге девушку оперировала бригада из четырёх врачей разного профиля. Операция длилась более трёх часов, и всё это время царила звенящая тишина. Ни у кого не было слов. И даже опытный проктолог, повидавший многое за свою практику, был поражён такой жестокостью. К счастью, жизнь девушки спасли. Однако ей предстоял тяжёлый период реабилитации.

После операции, которая закончилась в пять утра, я вернулся в свою ординаторскую истощённым как физически, так и морально. Мне хотелось забыть об этом побыстрее, и я лёг спать. Но уснуть до конца своей дежурной смены так и не смог. Оставшиеся три часа я лежал, глядя в пустоту, и думал об этой девушке. Я то пытался представить зверя, которого она называла своим мужем, то вовсе старался прогнать мысли из своей головы. Также я думал о её будущем: хватит ли сил и терпения этой хрупкой девушке выдержать всё это, сможет ли она когда-нибудь прийти в себя, доверится ли она кому-нибудь в будущем ещё раз? Но ответов на эти вопросы у меня не было.

Я больше не виделся с этой пациенткой, но от коллег слышал, что за время лечения муж так и не появился".

Читайте также: 

Жертвы насилия и психолог рассказали, почему сложно выйти из абьюзивных отношений

Когда жертвой домашнего насилия становится мужчина. О женском абьюзе рассказывает клинический психолог