Как работает церковная реабилитация для наркозависимых в России

Наркомания молодеет, вещества становятся опаснее, а шанс на исцеление – всё призрачнее. Почему при таком масштабе беды церковные центры помощи остаются полупустыми и правда ли, что их помощь ограничивается молитвой? В День борьбы с наркоманией репортёр Metro посетила церковные приюты и увидела, с помощью чего РПЦ вытаскивает людей с самого дна
Как работает церковная реабилитация для наркозависимых в России
Пресс-служба Синодального отдела по благотворительности
В церковных реабилитационных центрах нет заборов – уйти может каждый, если захочет

Без заборов, но с молитвой

Когда слышишь "церковная помощь наркоманам", в голове всплывает образ строгих монахов, которые заставляют своих заблудших воспитанников круглосуточно молиться и трудиться. И всё это происходит за высоким забором, чтобы никто не сбежал. 

Именно так я представляла мужской реабилитационный центр в деревне Пошитни Псковской области, раcчитанный на 30 человек. 

И каково же было моё удивление, что вокруг центра нет забора вообще!

– В отличие от светских учреждений, где часто практикуется закрытый формат, наши центры открыты на сто процентов. Они построены на добровольном участии, без системы удержания и контроля через силу, – объясняет Metro Алексей Лазарев, руководитель направления помощи наркозависимым Синодального отдела по благотворительности. – Зависимый сначала попадает в больницу, ему снимают ломку, а потом – к нам в центр. Паспорт остаётся у него, заборов нет. Уйти может каждый, если захочет, но такие случаи можно пересчитать по пальцам. 

В приюте пахнет блинчиками с вареньем и чистотой, которую поддерживают реабилитанты. Один из них в рабочем фартуке аккуратно расставляет хлеб в трапезной. Глядя на него, не подумаешь, что ещё год назад он был в рецидиве — скорее похож на обаятельного шеф-повара с гусарскими усами. Ясный, глубокий взгляд, спокойные движения, ровное дыхание.

Один из реабилитантов
Пресс-служба Синодального отдела по благотворительности
Один из реабилитантов

– Наркозависимые боятся к нам обращаться, потому что думают, что их будут заставлять молиться день и ночь. Но никакого религиозного насилия у нас нет. К нам приходят и неверующие, и мусульмане, и мы никому не отказываем, – подчёркивает Алексей Лазарев. – Однако "открытость" не означает бесконтрольность – распорядок здесь строгий, а участие в программе требует усилий.

Реабилитанты сдают телефоны и живут по строгому расписанию – в 07:00 подъём, в 07:30 чтение утреннего правила, в 08:00 завтрак, в 08:20 утреннее сообщество, в 09:00–10:00 – выход на послушание (кто-то готовит, кто-то моет полы, кто-то "работает" звонарём – более 20 специализаций). И так расписан целый день до отбоя в 23:30. В программе есть и лекции, и групповые встречи, и консультации психолога или психиатра.  

У реабилитантов есть свободное время для занятий в тренажёрном зале или работы в мастерской.
Пресс-служба Синодального отдела по благотворительности
У реабилитантов есть свободное время для занятий в тренажёрном зале или работы в мастерской.

– Есть три признанные в мире модели реабилитации: миннесотская (12 шагов), терапевтическое сообщество и конфессиональная. У нас — всё лучшее из всех трёх. В методике подробно прописаны этапы, задания, структура. Программа церковной реабилитации отработана на протяжении 30 лет, – поясняет Лазарев. – Кроме того, половина участников получают медикаментозную поддержку и постоянно находятся на связи с психиатрами. 

Он подчёркивает: церковная реабилитация – это не просто жить при монастыре и трудиться.

– Когда просто отправляют наркомана в монастырь "на послушание", без профессионального сопровождения, это опасно, – считает он. – Бывает, человек не пришёл в себя, его тут же воцерковляют – и всё заканчивается религиозным фанатизмом. При этом очень часто происходят срывы. Нельзя строить духовную жизнь на развалинах психики.

По церковной методологии первый этап – "прийти в себя": осознать, как ты оказался в таком положении, какие последствия употребления, какие у тебя чувства и эмоции, зачем тебе нужна трезвость. Только потом — возвращение к Богу, а затем — к людям. На каждый этап может уйти до полугода. 

Если первые 2 этапа проходят в Пошитнях, то третий – возвращение к людям – в Центре социальной адаптации в Петербурге. 

– Прежде чем обожиться, нужно вочеловечиться, – подчёркивает Лазарев.

От химической зависимости к духовному очищению

На вопрос, чем церковь считает наркозависимость — грехом или болезнью, Лазарев отвечает прямо: и тем и другим. 

– Как сказано в официальном церковном документе, принятом Синодом, зависимость – это одновременно и тяжкий грех, нарушающий заповеди, и заболевание, разрушающее тело и психику, – поясняет он.

В Пошитнях реабилитанты оборудовали храм своими руками и теперь могут прийти сюда в свободное время и побыть в тишине.
Пресс-служба Синодального отдела по благотворительности
В Пошитнях реабилитанты оборудовали храм своими руками и теперь могут прийти сюда в свободное время и побыть в тишине.

По словам эксперта, за последние 15 лет ситуация с зависимостями изменилась кардинально. Наркотики стали агрессивнее, а психические расстройства — острее.

– Новые наркоманы требуют долгой кропотливой медицинской работы, это люди, лишённые мотивации, – говорит он. – Сегодняшние наркотики делают из человека пустую оболочку.

Серьёзным вызовом стал и возраст употребления: если раньше "первая проба" приходилась на 15–16 лет, сегодня это уже 11–12 лет. И зачастую — сразу внутривенно.

– К нам приходят люди, которые в 25 лет не умеют играть в футбол, готовить яичницу и даже общаться. У них нет элементарных навыков жизни. Мы учим всему заново, как в школе, – говорит он.

Синодальный отдел проводит спортивные слёты церковных центров, на которых участники соревнуются в командных видах спорта. Но и здесь есть свои риски.

– Зависимость – это одержимое мышление и компульсивное поведение, – объясняет Алексей Лазарев. – Зависимый может "торчать" на всём, в том числе на спорте. Среди выздоравливающих, к примеру, очень популярен бег – марафоны, триатлоны. И порой доходит до летальных случаев – настолько человек можно "загнаться". 

Эту грань между выздоровлением и новой зависимостью мне помог лучше понять 39-летний Павел — мы разговорились за чашкой чая в просторной столовой.

 Как Павел сорвался после 11 лет трезвости

Павел мечтает встретить поддерживающего авторитетного наставника, который мог бы его направлять, хотя бы первое время.
Пресс-служба Синодального отдела по благотворительности
Павел мечтает встретить поддерживающего авторитетного наставника, который мог бы его направлять, хотя бы первое время.

 – У меня дед был алкоголиком, он утонул, упав с лодки во время рыбалки, – рассказывает Павел. – А родители выпивали только по праздникам, но я слепо копировал их, наливая воду в графин и закусывая огурцом. Сам выпивать стал с 14 лет. А когда родители меня "зашили", я нашёл компанию, употребляющую лёгкие наркотики, и втянулся. Потом мне предложили попробовать более тяжёлые. В 19 лет родители меня отправили в реабилитационный центр "Дом надежды на Горе", где я постепенно пришёл в себя и завязал.

Жизнь у Павла наладилась, появился собственный бизнес и семья, что, по его словам, создало ложное ощущение контроля и самодостаточности. 

– Я перестал посещать группы поддержки, разорвал все контакты с ребятами, отказался помогать другим зависимым, хотя это было обязательное условие участия в программе, – рассказывает Павел. – С головой ушёл в бизнес. 

Павел набрал кредитов и открыл одну автомастерскую, потом вторую, третью – построил целую сеть. А когда начал получать стабильный высокий доход, ему стало скучно. 

– Тогда я впервые за 11 лет трезвости выпил несколько кружек пива, а потом больше и больше. И постепенно вернулся к употреблению наркотиков, – рассказывает Павел. – Жена подала на развод, чтобы дочка не видела меня в таком состоянии. А через пару месяцев меня посадили в СИЗО за хранение наркотиков. Я до сих пор считаю, что могли дать условный срок, так как наркотики я не распространял. Но у меня их нашли так много, что даже не стали разбираться.  Бизнес передать было некому, и он рухнул. А я 3 года жил в переполненном бараке (140 человек) вместе с насильниками и убийцами.

После выхода из СИЗО Павел стал другим человеком – более замкнутым, агрессивным, подозрительным. И родители его подтолкнули к возвращению в программу – так он оказался в реабилитационном центре в Пошитнях. 

Павел о своём бизнесе больше не мечтает, но мечтает о достойной работе в автомастерской.
Пресс-служба Синодального отдела по благотворительности
Павел о своём бизнесе больше не мечтает, но мечтает о достойной работе в автомастерской.

– Я раньше был доброжелательным и общительным человеком, но тюрьма меня сломала. Там было много доносчиков, и я больше никому не доверяю, – рассказывает он. – Я приобрёл тюремные привычки, например, найти "своих" для выживания и общаться только с ними. Здесь я делаю так же. По возможности стараюсь уходить на рыбалку и не общаться ни с кем. Психолог помогает мне от этих привычек избавляться, например, дала задание брать с собой на рыбалку ребят. Также она учит меня выражать свои мысли и чувства вместо тюремной привычки "молчать, чтобы избежать проблем". 

О своём бизнесе Павел больше не мечтает, но задумывается о достойной работе. 

– После тюрьмы устроиться на работу практически нереально – я много раз пытался стать мастером-приёмщиком в автомастерской, но каждый раз служба безопасности меня "отшивала", – делится Павел. – Подрабатывал грузчиком, но там большинство живёт так: отработал, получил, купил наркотики. Такая компания не способствует выздоровлению. Мечтаю встретить поддерживающего авторитетного наставника, на которого можно было бы опереться и который мог бы меня направлять, хотя бы первое время. 

Мы прощаемся с Павлом у ворот центра. А уже через несколько часов оказываемся в другом мире, где живут выпускники программы.

Трезвость в большом городе

В Центре социальной адаптации в Петербурге помогают выпускникам первой ступени выстраивать новую самостоятельную жизнь. Центр рассчитан на 30 человек от 18 до 60 лет. Ему отведён целый этаж с персональным проходом в храм. 

Ребята живут в уютных комнатах по 6 человек (в комнате 3 двухуровневые кровати). Телефонами и ноутбуками пользоваться можно. Расписание у них не такое жёсткое, как реабилитационном центре – в 07:00 подъём, в 07:30 утреннее молитвенное правило, после чего все уходят на работу. В 19:30 участие в сообществах анонимных алкоголиков и наркоманов, индивидуальная или групповая терапия, лекции. По выходным – божественная литургия и встречи с интересными людьми, которые могли бы стать для них примером. 

В Центре социальной адаптации в Санкт-Петербурге помогают выпускникам первой ступени выстраивать новую самостоятельную жизнь.
Пресс-служба Синодального отдела по благотворительности
В Центре социальной адаптации в Санкт-Петербурге помогают выпускникам первой ступени выстраивать новую самостоятельную жизнь.

– Ремонт помещений, включая душевые, делают сами воспитанники, – с гордостью рассказывает Георгий Чалков, директор центра. – На кухонный гарнитур они скинулись и оборудовали уютное пространство. Покупают продукты и готовят тоже сами. 

Кураторы центра помогают ребятам разобраться, какой деятельностью им хочется заниматься, где можно освоить ту или иную профессию, как справиться со страхом начать новый этап жизни. На этом этапе воспитанникам важно устроиться на работу, чтобы обеспечивать себя самостоятельно, а не зависеть от родителей. 

На стене памяти фотографии выпускников – и тех, кто остался жив, и тех, кто ушёл из жизни (с чёрной ленточкой).
Пресс-служба Синодального отдела по благотворительности
На стене памяти фотографии выпускников – и тех, кто остался жив, и тех, кто ушёл из жизни (с чёрной ленточкой).

– Наши ребята идут на стройки, охотно идут в промышленный альпинизм, – продолжает директор центра. – Это не только хорошие деньги, но и высокий адреналин, что многим нравится. Один наш воспитанник после работы на стройке увлекался фотографией. Мы поддержали это увлечение, и сейчас он востребованный фотограф в клубах.  

Георгий Чалков добавил, что ребята могут уходить из центра и возвращаться обратно столько раз, сколько необходимо. 

В Центре социальной адаптации в Санкт-Петербурге ребята живут в комнатах по 6 человек, по оформлению похожих на семейный детский сад.
Пресс-служба Синодального отдела по благотворительности
В Центре социальной адаптации в Санкт-Петербурге ребята живут в комнатах по 6 человек, по оформлению похожих на семейный детский сад.

– Почувствовал, что в миллиметре от срыва – приезжай на перезагрузку, снова встраивайся в программу и набирайся сил, – продолжает директор. – Если человек на работе выпивает, то мы предложим ему поменять работу, потому что трезвость важнее, чем заработать 4 тысячи. 

Именно такую поддержку когда-то получил 33-летний Дмитрий. Его путь к трезвости начался не с желания всё поменять, а с осознания – одному не выжить.

"Миллион попыток сбежать": Дмитрий — о настоящем спасении

Истории выздоравливающих редко укладываются в формулу "употреблял – попал в центр – исцелился". У каждого — свой маршрут и своя боль. Дмитрий, 33 года, из маленького Кингисеппа, впервые попробовал наркотики в 13, а в 14 уже оказался в больнице с передозировкой.

Дмитрий мечтает стать наставником для тех, кто возвращается с линии фронта и сталкивается с зависимостью.
Пресс-служба Синодального отдела по благотворительности
Дмитрий мечтает стать наставником для тех, кто возвращается с линии фронта и сталкивается с зависимостью.

– Но я всё время считал, что справляюсь, – рассказывает он. – Сам выкручивался, прятался, менял телефоны, города. Проблемой это не казалось – просто стиль жизни. А потом приехал в Питер учиться в машиностроительный колледж. Три месяца — и я понял: либо я умираю, либо кто-то должен мне помочь.

По словам Дмитрия, он не искал в наркотиках компенсацию пустоты. Просто попал в компанию, в которой употребляли, и втянулся.

– Наркомания — это духовная болезнь, – говорит он. – Один с ней не справишься. Нужна поддержка — и от Бога, и от людей. Я с детства был верующим, читал детскую Библию, помню её – синюю, с золотыми буквами. Но потом отошёл от веры, упал на самое дно. Только в реабилитационном центре, когда оказался не один, я впервые перестал чувствовать душевное одиночество.

Там же, на реабилитации, Дмитрий понял, что его многолетняя "сила воли" — это иллюзия, а настоящая помощь начинается с принятия зависимости.

– У меня был миллион попыток сбежать от самого себя. А срыв случался быстрее, чем я успевал придумать новую схему побега. Сейчас я понял: дело не в среде, а во мне. И пока я не вылечил внутреннее, внешнее не менялось.

Сегодня Дмитрий работает инженером-мастером, выезжает на объекты и признаётся, что именно это ощущение полезности и нужности ему сейчас особенно важно.

– Раньше я был бригадиром, но всё развалилось. Сейчас вернулся в ту же компанию, но уже на другом уровне. Изучаю инженерию, это для меня что-то новое и вдохновляющее, – делится он.

Он признаётся: отношения с родителями прошли путь от созависимости до партнёрства. Раньше — слёзы, обещания, срывы. Сейчас — уважение и доверие.

– Я призываю их жить своей жизнью. А себе говорю каждый день: твоя задача — выздоравливать.

Сегодня у Дмитрия есть и план на будущее. Он мечтает стать наставником для тех, кто возвращается с линии фронта и сталкивается с зависимостью.

– Эти ребята — сильные, но потерянные. Мне кажется, я бы мог направить их энергию, помочь не провалиться в пустоту. У всех нас беда разная, но психологическая боль одна и та же – как и зачем жить дальше.

За помощью можно обратиться на единый федеральный телефон церковной помощи наркозависимым 8(800)600-16-93. Оставить пожертвование на поддержку направления помощи наркозависимым можно на сайте Синодального отдела по благотворительности: https://diaconia.ru/c/pomoshh-narkozavisimym/